Победа за нами!

Тридцать лет назад произошло событие, которое круто изменило ход мировой истории и жизнь трёхсот миллионов человек. Те, кто инициировал его, придумали ему неудобоваримую аббревиатуру – ГКЧП – государственный комитет по чрезвычайному положению.

Но в историю это событие вошло как «августовский путч» – такое название ему дали другие люди, те, кто смог в те августовские дни вырвать власть из дрожащих рук гэкачепистов, которые на тот момент представляли легитимную власть страны под названием СССР. Победители во главе с бывшим первым секретарём МГК КПСС Ельциным властью не обладали, но к ней рвались. И паралич государственного аппарата, распад страны, который гэкачеписты надеялись преодолеть, вводя «чрезвычайное положение», использовали именно для того, чтобы эту власть захватить. Произошёл путч. И путч оказался успешным. Власть в стране захватила группа политических экстремистов, которые тут же подписали приговор стране, в которой жили.

Члены Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР. Фото: ТАСС

Сегодня уже невозможно отделить наивную глупость этих людей от циничного расчёта и даже холодного исполнения чужой воли. Но, как бы то ни было, при полном молчании трёхсот миллионов населения, под аплодисменты и крики «браво» СССР был сокрушён. Точнее – как в фильме ужасов, оказавшись во власти адского демона, он безропотно поднёс пистолет к виску и нажал на спусковой крючок…

…Я очень хорошо помню 22 августа 1991 года. Я возвращался из Ростова, где меня застал ГКЧП. Три дня я просидел в штабе Северо-Кавказского округа и вместе со всеми офицерами, воспринявшими указы с энтузиазмом, – ибо здесь, на юге, рядом с Чечнёй, Грузией, Арменией, Азербайджаном уже очень хорошо понимали цену «демократии», изумлялся тому, что не происходило ровным счётом ничего! Даже в сонном Ростове, где советская власть была непоколебима, как бетонная плита на аэродроме, на второй день на площадь выползло несколько десятков «демократов», и началась долгая перезвОнка – кому и что с ними делать? КГБ и МВД кивали на военных, мол, вводите войска в город и разбирайтесь, а военные отмахивались, типа военного положения нет и это ваша работа…

В итоге никто не делал ничего!

Город постепенно заполняли листовки «демократов», призывавшие свергнуть путчистов, «демократы» смелели на глазах…

…Вечером я улетал в Москву. Я шёл по ростовскому аэропорту, у подвешенных к потолку телевизоров толпился народ, и краем уха я слышал торжествующе-злорадное: «О! Язова арестовали!», «О, Янаева повезли в Лефортово!», «Конец проклятым коммунякам!» Кто-то радостно хлопал в ладоши, кто-то поздравлял соседей.

А я шёл абсолютно чужой всем этим людям, и в душе медленно нарастало ощущение ужаса и предчувствие громадной катастрофы. Я был тем, кто знал о накатывающемся на всех этих людей самом разрушительном цунами в истории. Но я никак не мог предупредить этих обезумевших слепцов. Никак! Так я узнал, что такое «синдром Кассандры»…

А потом был распад.

Мы много лет жили в расчленённом и разлагающемся трупе. Набежавшими хищниками были вырваны и растащены в разные стороны четырнадцать кусков. Прибалтика, Украина, Белоруссия, Средняя Азия, Кавказ. Всё то, что столетиями собиралось предками в тело невиданного великана, было грубо и кроваво отсечено и утащено переваривать местечковыми грызунами, вдруг превратившимися в президентов и премьеров независимых и «самостийных», а на местах «отрубов» закипела кровь пограничных войн.

Мы прошли через бездну смерти и распада.

«Чёрные» годы, когда миллионы стояли у деревянных ящиков, разложив перед собой нищенские наборы, то ли для продажи, то ли для натурального обмена. Мы жрали собачьи консервы, которые нам продавали как тушёнку; мы замерзали в очередях за «гуманитаркой» – гуманитарной помощью – просроченными продуктами, которые нам отправлял Запад, чтобы не мучиться с их утилизацией; одевались в тряпьё секонд-хендов и считали «киндер-сюрприз» новогодним подарком ребёнку…

Нас раздевали до нитки «черные вторники», «дефолты» и «пирамиды». У нас отбирали право жить вдруг выползшие из непонятно каких подвалов «олигархи» и банкиры, забирая заводы, фабрики, месторождения, копи, на которых устанавливали рабовладельческий строй. Мы вымирали со скоростью миллион в год.

Мы страшно заплатили за своё молчание и безразличие в августе 1991-го.

…Потом я даже придумал образ тому августовскому вечеру – «белый» офицер, пробиравшийся на Дон или в Крым через захваченную Россию. Но теперь я понимаю пижонство этого образа. Мне было некуда пробираться! Штаб в Ростове-на-Дону торопливо сжигал телеграммы и приказы, полученные и отданные за три прошедших дня, а Крым уже обвешковывали от России жовто-блакитыми флагами. Во всей громадной стране не было ни одного квадратного метра, где бы можно было укрыться от того, что накатывалось на всех нас! Нам ещё только предстояло создать свой ковчег сопротивления, нам ещё только предстояло начать объяснять ослеплённому, одураченному народу, как его страшно обманули и какая беда его ждёт впереди.

Я помню дрожащие пальцы нынешнего вельможного лидера российских коммунистов Зюганова, пившего чай в кабинете главного редактора газеты «День» Александра Проханова: «Александр Андреевич, всё пропало! Это же конец…», и беспартийный, не бывший ни дня коммунистом Проханов спокойно и жёстко говорил, с треском раздавливая в сильной ладони сушку: «Прекратите! У партии остались миллионы преданных ей коммунистов и многие миллионы верных красной идее людей. Нужно найти и объединить их…»

23 августа моя Газета союза писателей СССР «День» вышла под новой шапкой «Газета духовной оппозиции».

Я помню, как в первые «медовые» месяцы после ГКЧП, пока по России ещё не ударила атомная бомба гайдаровской «шоковой терапии», в редакции разрывались телефоны от возмущённых звонков читателей, мол, как мы смеем замахиваться на святое, на молодую российскую «демократию» великого освободителя России от коммунистического ига Ельцина? Как потом звонков этих становилось всё меньше и меньше.

Как в редакцию, как в некий политический клуб или революционную ячейку, потянулись приходящие в себя после августовского шока политики, писатели, экономисты, «красные директора», военные. Очень скоро вокруг «Дня», словно вокруг магнита, образовалось особое поле, составленное из тех, кто уже понял цену августу 1991-го, кто осознал масштаб катастрофы, случившейся со страной. Какие это были имена! Альберт Макашов, Сергей Бабурин, Александр Дугин, Виктор Ампилов, Валентин Распутин…

Потом, когда Ельцин и его окружение укрепятся во власти, оборзеют, стряхнут с себя страх, они назовут нас «красно-коричневыми». Они, а не бандеровцы, первыми начнут свергать советские памятники, переименовывать города и улицы, переписывать историю.

Мы помним, как такой ныне тихий и интеллигентный Станкевич «рулил» свержением памятника Дзержинскому. Теперь он всячески отнекивается от этого беззаконного действа, твердит, что просто пытался успокоить толпу, не допустить провокаций и происшествий. Но безжалостная хроника оставила нам его как организатора и руководителя сноса памятника…

Потом «демократы» начнут кидать прикормленные ОМОНы на демонстрации ветеранов, они через два года расстреляют парламент и зальют кровью невинных Москву.

Казалось, ничто уже не спасёт Россию и её ждёт распад и угасание. И всё же чудо произошло! В 1999 году вечно пьяное полуживое чудовище разжало свою трёхпалую лапу и выпустило из неё скипетр власти. И он упал не в скорпионью клешню олигарха, не в полуразложившуюся конечность управляемого заклинанием мамоны сиятельного зомби. Он был отдан в руки отставного подполковника КГБ. Он не был ни самым умным, ни самым хитрым, но он смог остаться человеком. Русским человеком. И он смог понять, что История указала на него своим перстом, что ему предстоит ответить перед ней за то, что будет со страной, с её народом. И он принял этот вызов. И после десятилетия морока, распада, смерти убитый, расчленённый колосс по имени Россия вдруг открыл глаза. На месте зияющих ран наросла живая плоть. Забилось сердце, наполнилась воздухом грудь. Невозможно отрицать, что при Путине Россия ожила, Россия встала с колен. И это стало самым великим чудом для нас, ста сорока миллионов её частичек.

Но это будет потом.

…А тридцать лет назад на моих глазах гибла моя страна, и я был бессилен что-либо изменить. Тогда я ещё не знал, что газета «День», в которую я пришёл за три месяца до этих страшных дней, станет одним из ядерных реакторов сопротивления, и что слова Александра Одоевского «Из искры возгорится пламя» станут пророческими.

Из тех страшных дней я вынес главный урок – русских не может быть без России! Это наш дом, наша душа, наше сердце. Мой брат – любой, кто созидает и защищает Россию, мой враг – любой, кто желает ей разрушения, чем бы он это ни оправдывал. И только от нас, от каждого из нас зависит, вернёт ли себе Россия свою мощь, станет ли надёжным домом и защитником для нас, или, как тридцать лет назад, её вновь сокрушит очередная ватага экстремистов, рвущихся к власти.

…А ещё я горд за того двадцативосьмилетнего советского капитана, который в эти дни тридцать лет назад выбрал свою судьбу. Судьбу сопротивления, гонений, борьбы. Я смотрю из сегодня на него, идущего по ростовскому аэропорту под радостное улюлюканье и гиканье слепой, одураченной толпы, и пытаюсь дотянуться до него дружеским словом:

– Держись! Ты всё выдержишь и победа будет за нами!