«Петровы в гриппе»: бредовое путешествие на край ночи

Экранизация русского романа, особенно такого популярного, как «Петровы в гриппе и вокруг него» — дело щепетильное и даже в чем-то опасное. Всегда есть риск не оправдать надежд, возложенных страстными читателями на беззащитного режиссера, оказаться всего лишь заурядным иллюстратором. Да и всем известно, что при конвертации литературы в язык кино неизбежно теряются вымученные в творческих поисках слова, авторский характер текста и много чего еще.

Но иногда бывает, что экран может вдохнуть жизнь в безликую прозу, взбодрить откровенно неудачную книгу новыми образами и нестандартными решениями. Ситуация же с «Петровыми» получилась, как ни странно, двойственная: это очень неровное кино, которое гораздо симпатичнее, чем первоисточник Алексея Сальникова.

Но обо всем по порядку.

Для Кирилла Серебренникова, который в основном ориентируется на реалистическое кино, выбор «Петровых» очевиден. Хоть это и не совсем злободневный роман (скорее, калейдоскопическая фантасмагория), пространство «Петровых» позволяет режиссеру высказаться на его любимую социальную тему. Сюжет картины лихо закручен вокруг простой екатеринбургской семьи Петровых. Петров-старший (Семен Серзин) — автослесарь, любитель выпить после работы (и на ней тоже) с друзьями из похоронного бюро. Жена Петрова (Чулпан Хаматова) — психопатичный библиотекарь, у которой периодически съезжает крыша: она нападает с ножом на ничего не подозревающих прохожих. Петров-младший (Владислав Семилетков) — ученик начальных классов, капризный ребенок, зависающий целыми днями в тетрисе. Вся семья неожиданно заражается гриппом и начинает бредить, реальность для них превращается в психоделический кошмар, отличить действительность от галлюцинации они уже не могут. То полиция остановит автобус и даст в руки автомат, чтобы расстрелять надоевших чиновников, то в кармане затрещит вставная челюсть, норовящая укусить, то вдруг окажешься главным героем ненаписанного романа о геях-слесарях. Короче, сплошное веселье.

При детальном рассмотрении оказывается, что мы свидетели некоего макабрического путешествия под предводительством АИДа — друга Петрова, чьи инициалы выстраиваются в имя властителя царства мертвых. А вывернутый наизнанку Екатеринбург и есть загробный мир. Сам Петров находится в пограничном положении, как в фильме «Мертвец» Джармуша — он еще не умер, но уже и не совсем живой. Алкоголический угар полутрупа чередуется с обыденностью российской жизни: Петров то проваливается в темно-зеленое хтоническое болото, то выныривает где-то между дворами покосившихся трехэтажек.

Заслуга Серебренникова в переносе на экран гриппозного трипа — он действительно выглядит по-кинематографически впечатляюще. Камера Владислава Опельянца скользит внутрь пораженного сознания Петрова и создает особое, сказочное настроение фильма. Изобретательный монтаж подчеркивает абсурдность происходящего: между различными локациями стерто расстояние, настоящие многоэтажки оборачиваются кукольными домиками, помешательство героев наступает внезапно, не давая зрителю опомниться — это и есть чудо кино-образа, которое на любого действует безотказно. Пожалуй, Серебренников никогда еще не был настолько выразителен,  как в «Петровых». Чего стоят короткие флэшбеки героя из детства, снятые с такой невозможной нежностью и теплотой, что невольно начинаешь ностальгировать по эпохе, в которой тебя еще не существовало.

Но на этом, к сожалению, удача фильма заканчивается. Та половина, что снята в сухой манере социального реализма — театральная чернуха про русских алкашей, дегенеративную семейку и развалившуюся страну. Надписи на стенах вроде «вчера хотел повеситься, но сегодня уже норм» или «день говно и ты тоже», странная, неестественная мизансцена некоторых эпизодов (опять же взятая из театральной профессии Серебренникова), вычурные реплики и движения героев — это отравляет фильм куда больше, чем грипп инфицирует Петровых. Снова безысходность на экспорт, чтобы хоть как-то попасть на международный кинофестиваль. Иначе не пустят.

Отдельные сцены «Петровых» и вовсе топорщатся, необоснованно удлиняя хронометраж. Зачем, к примеру, было тащить бессодержательную линию снегурочки из книги в фильм или короткий фрагмент о бездарном писателе? В их отсутствии лента ничего бы не потеряла, даже наоборот — приобрела легкость, которой ей, без сомнения, не хватает.

Тем более, что финал «Петровых» с восставшим из гроба Хаски, который Серебренников придумал сам, позволяет по-новому интерпретировать это сюрреалистическое путешествие на край ночи. Покойник, попавший в подземный мир, где люди не могут понять, что они уже умерли, каким-то необъяснимым образом смог выбраться оттуда и воскреснуть. Теперь же он готов рассказать о том, что видел.

Только в песне.