«Мы взяли шесть месяцев на раздумья». Политолог Алексей Неживой о том, в какую сторону двинется транзит власти в России

Об итогах прошедшего вчера саммита в Женеве не написал, пожалуй, только ленивый. Однако главный вопрос как-то сам собой – наверное, потому что он главный, а оное всегда остается за кадром – ушел в сторону. А именно: вопрос транзита власти в России.

По идее, российская сторона должна была заручиться гарантиями о невмешательстве американцев в процесс транзита, ибо ясно, что США являются ключевым игроком и при желании могут легко спутать все карты, например, введя жесткий пакет санкций, в том числе и персональных, с заморозкой всех активов на территории США и Евросоюза, что в конечном счете может вызвать панику и нарушить баланс среди элитных группировок. Тем самым сделав процесс транзита просто неуправляемым. Что, понятно, в планы Кремля не входит.

О том, какие выводы можно сделать по итогам саммита в приложении к данной проблематике, мы поговорили с политологом, руководителем Лаборатории социально-политических технологий Алексеем Неживым.

«ВН»: – Алексей, после саммита стало понятно, в каком направлении двинется транзит власти?

– У нас мир поделен на две большие элитарные группы, которые придерживаются двух различных моделей – модели региональных экономических центров и глобалистской модели, в которой весь мир будет поделен между корпорациями, а национальные государства будут департаментами внутри этих корпораций. Российское руководство выбирает – в какой модели какие преемники будут, точнее, даже не руководство, а российская элита. Идет внутренняя борьба. И, соответственно, за то, куда двинется этот кусок территории, который сейчас в глобальном мире назван Россией.

«ВН»: – Давайте более подробнее остановимся на этих моделях: в чем их суть?

– Мы имеем две модели развития современного капитализма. В основе одной из них лежит разделение мира на несколько региональных валютных центров, потому что глобальное разделение мира показало, что капиталистическая модель перестает работать: все перешло к неолиберализму, в долговые обязательства за счет будущего поколения. Все эти долговые обязательства накопились, и сейчас количество перешло в качество – и дальше уже функционировать в долг эта система уже не может. Поэтому частью мировой элиты была предложена модель, при которой у нас есть несколько региональных центров, в том числе и валютных, которые между собой конкурируют, и за счет этого происходит дальнейшее развитие. Это мы условно Ротшильдов имеем в виду, которые ушли в Азию. И вариант другой – тот, что сейчас победил в Америке – дальнейшее развитие глобализма, то есть распределение мира между несколькими корпорациями. Внутри этих корпораций – это их модель будущего – национальные государства приобретают роль департаментов. Корпорация, которая занимается высокими технологиями, условно «Маск», корпорация, которая занимается программным обеспечением, условно «Гейтс» и прочие; и внутри них есть национальные департаменты, отвечающие за работу территорий.

В России эта тема тоже проходила, у нас раньше было устройство регулирования внутренней политики региональное и федеральное, потом был момент, когда начали говорить о корпоративных методах, то есть начали делить регионы между корпорациями, когда уже последние должны были отвечать за регион, за то, кто будет там губернатором и так далее. Все, что у нас происходит – и не лучшее, отмечу – все оно приходит оттуда. Поэтому российское руководство и элитные группы ходят между этими центрами, я так понимаю, ищут для себя лучшие условия и, соответственно, исходя из этого, мы увидим, куда будет развиваться транзит.

Сейчас мы на распутье. Каждая из этих двух частей экономической мировой элиты со своей моделью что-то нам предлагает. И сейчас происходит процесс, который у нас назван транзитом, поиска выгодных для себя решений. Ну помимо того, что для всех это выгодно не может быть, идет еще и борьба за то, чьи интересы будут удовлетворены при этом выборе. Есть часть людей, которых устраивает деление на региональные центры и получение соответствующего статуса регионального центра, в котором российская армия играет значимую роль. Либо вариант другого плана, когда мы просто запускаем сюда Маска, Билла Гейтса и других и становимся территориальной частью глобального мира. Напомню, что мы уже были частью глобального мира: г-н Медведев отрабатывал ту модель, в которой мы – поскольку производить много чего нам было не нужно, а нужно только поставлять, – выступали в роли пресловутого сырьевого придатка. Сейчас все видоизменилось. Тот глобализм умер, он обанкротился. Сейчас идет новый миропорядок. За него воюют две силы. По результатам, которые к нам притекли, мы понимаем, что те люди, которые стоят за Байденом – они что-то выкатили, их послушали, а результат – как там Байден сказал, через шесть месяцев – мы увидим. То есть мы взяли шесть месяцев на раздумья.

«ВН»: – В какую модель вписывается корпорация силовиков?

– Корпорация силовиков вписывается только в модель Ротшильдов, в модель региональных центров, конкурирующих между собой. Надо понимать, что ценность России, помимо ее ресурсной обеспеченности, еще и в том, что, как бы кто чего ни говорил, это практически единственная боеспособная сила мира.

«ВН»: – Давайте конкретизируем: что мы понимаем под регионом?

– Например, Европу – регион со своей валютой, евро, Америку с долларом, Азию – Китай с юанем. У нас есть несколько региональных центров, где развиваются определенные экономические модели, и они между собой конкурируют, что-то Европа производит, что-то – Китай, что-то – США. Но если раньше была конкуренция между национальными государствами, допустим, если раньше Германия воевала за рынки сбыта с Англией, то сейчас предлагается более глобальная структура, в которой мир делится на несколько валютно-экономических центров, и, соответственно, эти центры между собой конкурируют. При этом национальные государства все-таки остаются. А если взять модель глобалистов, то весь мир просто отдается корпорациям и все. Через некоторое время национальные границы уходят в прошлое, как и сама национальность. И все мы живем в рамках того деления мира, в котором каждая корпорация занимает свое место.

«ВН»: – Если говорить про региональную модель, то кого мы к ней можем отнести в России?

– Это известные люди, например, мы можем назвать Игоря Ивановича Сечина. Это человек, который, как я думаю, на данный момент олицетворяет собой ту группу, которая выступает за региональную модель мироустройства. Это, кстати, та модель, которую олицетворял Трамп. Помните, что он говорил: зачем нам международные интересы? Мы сосредоточимся на развитии Америки! А то, что сейчас там произошло, – к власти пришла другая часть элиты, которая за то, чтобы космосом условно занимался Маск, программным обеспечением – Билл Гейтс и так далее.

«ВН»: – А кто в таком случае представляет в России противоположную модель?

– Либеральная партия. Люди, выступающие за развитие неолиберальной экономики.

«ВН»: – Если взять региональную модель – насколько она нам выгодна, учитывая наше технологическое отставание от Запада, Китая, США?

– Вопрос технологического отставания – очень тонкий. У нас пока не технологическое отставание, а производственное, потому что то, что, допустим, российская армия вооружена современнейшими образцами вооружения, это все еще разрабатывалось в советское время. В советское время даже двигатель ядерный сделали. Надо просто поднять чертежи из архива. Сейчас электронная база изменилась, стала более мощной, и мы в состоянии построить корабль, который долетит не то что до Марса – до другой звездной системы. Поэтому вопрос о том, насколько мы технологически от них отстаем, пока еще не стоит, но то, что нам нужно возрождать научную базу и производить новую индустриализацию, – это вопрос очень актуальный. Его время идет буквально на годы.

«ВН»: – Если у нас победят сторонники региональной модели, то гипотетически кто войдет в потенциальный круг преемников?

– Кто-то из силового блока.

«ВН»: – Среди глобалистов?

– Медведев или Собянин. Но я сказал бы, что, скорее, Медведев, потому что Собянин уже вышел в тираж.

«ВН»: – В лидерах покамест региональная модель?

– Нет, проблема в том, что силовики при всей мощности аппарата подавления не владеют главным – экономикой. А экономика играет против них. Экономикой у нас владеют либералы. А тот, кто платит, тот и заказывает музыку. Поэтому у нас еще ничего не решено.