Виктория Янтурина: «Логика цензуры мне ясна в общем виде, но изменения наших парламентариев вызывают вопросы»

Госдума в третьем чтении приняла закон о штрафах за поиск в интернете экстремистских материалов и распространение рекламы VPN-сервисов. В Государственной думе РФ редко возникают споры, но эта инициатива их вызвала. А депутат от КПРФ Алексей Куринный даже заявил с трибуны, что новые нормы схожи с наказанием за мыслепреступление, описанные в романе Джорджа Оруэлла «1984».

Депутат Алексей Куринный (КПРФ) / Википедия

Мы обсудили эту и другие новости с общественным деятелем и главным редактором марксистской редакции «Трибун» Викторией Янтуриной.

«ВН»: – Начнем с закона, который сейчас принимают в ГД. Люди переживают, что нельзя будет в «Ютуб» зайти или отпускное фото в иностранную соцсеть выложить. Вы как отнеситесь к таким законодательным инициативам? И как относитесь к  праву человека на доступ к мировым соцсетям, а не только к ВК? 

– Цензура (пусть и не закрепленная в законах и подзаконных актах) – дело для любого государства нормальное. Это свойственно что для восточных деспотий, что для либеральных западных моделей государства, что для социалистических стран. Государство – аппарат насилия и принуждения, защиты правящего класса, поэтому в Европе сегодня он защищает класс капиталистов, а в СССР защищал трудящихся. Но механизм и у того, и у другого схож… и реализуется он в том числе через цензуру – когда государство устанавливает рамки допустимого в твоих словах, а иногда и образе мысли.

Отрицать это – значит отрицать реальность. К тому же есть и вполне принципиальные для безопасности страны и общества ограничения: например, распространение ваххабитских материалов должно быть ограничено, если не хотим через несколько десятков лет оглянуться, а в России повсеместно свершается джихад (и по отношению к христианам, и по отношению к самим мусульманам – не ваххабитам, и к атеистам – все под нож пойдут).

Потому логика цензуры мне ясна в общем виде, но изменения наших парламентариев, мягко говоря, вызывают вопросы.

Виктория Янтурина

Во-первых, зачем проталкивать поправки в общем пакете нововведений, которые к ним отношения не имеют? К чему такая спешка? Отчего не внести эти изменения отдельным законопроектом, по которому можно устроить жаркие или не очень дискуссии в Думе?

Во-вторых, люди нередко гуглят какие-то материалы, в том числе экстремистского характера, не потому, что желают в радикальный ислам удариться, а скорее наоборот – хотят знать, с чем могут иметь дело. Давайте адекватам почитать, что предлагают террористы типа Мохтара Бельмохтара, – и у них волосы дыбом встанут, а счетчик ненависти к таким негодяям зашкалит. Другой разговор, как оградить от этого неокрепшие детские умы, но возможно ли это делать запретами в целом информационного пространства, которые медленно, но верно идут в нашей стране? Это крайне спорно.

Наконец, поиском подобной экстремистской информации могут заниматься и деятели науки, искусства для профессиональных целей, и многие другие, в конце концов. Как будет отрегулирован механизм в этом плане? И будет ли?

В-третьих, запреты всегда вызывали желание их нарушать, особенно запреты повальные и плохо работающие. А здесь что механизм не реализуем в полной мере (где найти такое количество сотрудников силовых ведомств, чтобы они за каждым Васькой в интернете бегали?), что понимания его работы нет, что для обычного человека это буквально стресс (ну не залезать же каждый раз на сайт Минюста для проверки материала в перечне экстремистских?).

Россия. Москва. Вид на здание Государственной Думы РФ. Фото: Сергей Карпухин/ТАСС

Аналогичная история с ВПН-сервисами. Люди их используют в том числе для обхода западных санкций (масса сайтов из мира «цивилизованных демократий» просто не грузятся сегодня), а также для просмотра «Ютуба» (все ещё единственной и самой крупной просветительской и развлекательной площадки). Отобрать это у общества без особой причины – значит вновь и снова ограничить доступ к даже разрешенной информации.

Зачем? Видимо, для воспитания грамотного потребителя и бездумного электората.

«ВН»: – Бывший министр культуры Швыдкой недавно предложил ввести цензуру в культуре по советскому образцу. Смысл его предложения в том, что не надо сажать режиссёров за плохие спектакли. А надо на стадии задумки согласовывать проекты. Вы за цензуру?

– В современной России я против цензуры (за исключением запрета на распространение откровенно экстремистских и террористических публикаций). Мы видим, какие «качественные» кинопродукты («Пророк», «Летучий корабль» и мн. др.) и видеоигры («Смута») выходят из-под государственного ока. Культурная сфера России почти полностью поделена между группками творцов (точнее – системных менеджеров), которые охотно реализуют бюджетные средства, но не имеют отношения к искусству как таковому.

Виктория Янтурина

Вероятность того, что цензорами будут те же самые свояки, те же самые бесталанные менеджеры, уверенно близится к 100%. А тут вам сразу и «рентабельность кино» в качестве критерия оценки, и запрет на откровенно комплиментарные советские мотивы, и «историческое кино», основанное на секретных архивах НКВД, и многое другое. И обслуживать такое искусство будет не только карманы эффективных менеджеров, но и интересы господствующего класса – подцензурный театр, кино, литература, музыка будут преподносить нам идеи не равенства и братства, а солидаризма с буржуазией, с коррумпированным чиновничеством, которые (напомню!) всё ещё с вожделением смотрят на «белых людей» Запада и убивают нашу страну, наш народ.

«ВН»: – Если почитать воспоминания актеров, художников, литераторов советских времен, то становится ясно, что цензура была не только стимулом к развитию автора, но и изматывающей бюрократической процедурой. При этом советское искусство очень много дало миру, чего мир никогда не отрицал, даже несмотря на идеологические распри. Мешают ли ограничения автору? Или «чем суровее, тем лучше»?

– Цензура – всегда классовая. Советская цензура выставляла политические и идеологические рамки, внутри которых творец и автор был свободен и которые необходимы были для защиты социалистического строя. В свою очередь, советское государство мощнейшим образом поддерживало искусство (от развития творческих школ для малышей до вливания невероятного количества ресурсов в театры, музеи, музыкальные школы и т. д.).

Владимир Высоцкий на съёмках фильма «Место встречи изменить нельзя» в 1978 году / Википедия

Творец, как и всегда, стоял перед выбором: принимать или отвергать. Принимать ли, участвовать ли в развитии художественных форм советского искусства (да, будучи ограниченным цензурой) и таким образом работать на благо общества, на благо своего народа (как литератор Михаил Шолохов) или… или заграница примет (как условного Иосифа Бродского, например). К сожалению, в СССР перегибы с цензурой были рутинным занятием, особенно в части гуманитарных наук, и нередко она тормозила и науку, и искусство, ограничивала ученых и творцов. Но её отсутствие стало бы бомбой замедленного действия, заложенной против себя же, в информационной и идеологической войне с капитализмом.

Потому неизбежность цензуры очевидна, работа автора в ней закономерна, – вопрос только в том, кто эту цензуру осуществляет и в чьих интересах. Остальное – нюансы, с которыми можно и нужно работать.

«ВН»: – Мы наблюдаем сегодня очень мощный гражданственный пафос в речах российских властей разных уровней. Традиции, патриотизм, народ и так далее. На ваш взгляд, является ли сегодня культура России истинно народной? Раньше у нас был НАРОДНЫЙ певец – Магомаев, Шульженко, Высоцкий. А теперь НАРОДНЫЙ певец – Shaman. Что же стало с нашим народом?

– Современный патриотизм, который нам предлагает государство, – пустышка, потому что мы живем в системе патриотизма во имя буржуазии, в государстве без народоориентированной идеологии, в стране без истинной исторической памяти и культуры. Вся наша современная эстрада – лицемерная и гнилая от макушки до пальцев ног. Традиционность у них идет в параллель с «голыми вечеринками», а «патриотизм» и помощь Донбассу сосуществуют с отпусками в странах Европы, поставляющих оружие Украине.

Россия. Свердловская область. Екатеринбург. Певец Ярослав Дронов (SHAMAN) на концерте. Фото: Илья Московец/URA.RU/ТАСС

Здесь нет никакого искусства, никакого патриотизма, никакой гражданственности, – ничего, что связывало бы их с народом, – здесь есть только культ денег и сытой жизни. И это они получают, выполняя государственный заказ, встраиваясь в повесточку, ловя государственные тренды и – мимикрируя. Любое сравнение их с советскими культурными деятелями оскорбительно.

«ВН»: – Вам лично нравится культура современной России? Бываете в кино, на концертах? Читаете книги современных авторов? Посещаете спектакли?

– Регулярно бываю в кино и театре. За редким исключением российское кино – это или ремейки советских кинокартин, сказок («Волшебник Изумрудного города», «Домовенок Кузя» и пр.), или пустышки, неудачно снятые по западным лекалам («Домовой»), или чудовищные экранизации («Преступление и наказание»). Это убого с точки зрения режиссерской работы, актерской игры и сценарного мастерства. Единственное российское, что меня порадовало за последнее время, – это «Донбасский дневник» по роману Прилепина. Это было похоже на честное высказывание, на то, что имеет связь с болезненной сегодня темой для каждого из нас, с народом, который живет, как умеет и как чувствует.

Виктория Янтурина

С театром ситуация, как по мне, чуть лучше. Современные осмысления литературных классических произведений – это тяжело. Форма пытается подменить содержание, и так как глубины и наполненности нет, то и получается забитый пустыми шутками и яркими декорациями текст, который цепляет разве что случайного зрителя, что с поп-корном зашёл «чет посмотреть». 

Но с постановкой классики дело всё же обстоит неплохо, даже в провинциальных театрах её ставят пока ещё достойно – чувствуется советская театральная школа, которая медленно, но уже уходит в прошлое. Нужен иной системный подход к поддержке искусства, молодых творцов, а для того – перестать убивать систему образования и создать для деятелей искусства возможности, социальные лифты и задать вектор: а куда мы все с вами идем? О чем говорим? Чем болеем? К чему призываем? Кто мы вообще сегодня? Увы, решение таких масштабных задач видится невозможным для российской бюрократии.