Василий Авченко: ВЫШЕЛ РАЗИН ИЗ ТУМАНА

О «Туме» Захара Прилепина уже много пишут и будут ещё; тот случай, когда по-настоящему большое видится и без расстоянья. Начав с обжигающей современности («Патологии» о чеченской войне), Прилепин не раз обращался к прошлому: Леонов, Есенин, Шолохов, поэты XIX и ХХ веков, соловецкая «Обитель»… Он впервые нырнул столь глубоко – в XVII век, к Степану Разину, – но парадоксальным образом эта его книга кажется прямым продолжением всех предыдущих.

С. А. Кириллов. «Степан Разин» (1985—1988) / Википедия

О Разине написано много. Наверное, всё уже сказано, да не по одному кругу? Нет, не всё. Никакая книга темы не закроет в силу неисчерпаемости самой жизни.

В привычной нам оптике Разин представлялся прежде всего бунтовщиком, вождём народного восстания. Всё остальное пряталось в тумане минувшего. Но Разин не сводится к мятежу – до него он прожил огромную насыщенную жизнь. Об этой жизни в казачьем Черкасске и вокруг него нам и рассказывает Прилепин. «Тума» – это разинские детство-отрочество-юность.

«Когда смерть всегда подле, за правотой далеко ходить не надо. Скоротечность жизни была оправданием сама по себе»

Разин здесь – и воин (причём не только сухопутный, но и морской; нашим пиратам и морским волкам не хватило своих Стивенсонов, Лондонов и Сабатини), и полиглот-драгоман. Идя своим путём русского самурая, он взрослеет, воюет, познаёт страну, народ, себя самого (из спора с поляком Гжегожем о том, чья Украина: «Слово моё о той земле, где живут браты мои. Земля – закон. Грамотки писаны людьми»).

В. И. Суриков. «Степан Разин» (1908) / Википедия

В этой книге о прошлом, как в зеркале, видится современность, словно нет ни минувшего, ни грядущего, а лишь вечнодлящееся настоящее. Всё рифмуется: смута и её преодоление, воссоединение с Украиной… Из века в век происходит плюс-минус одно и то же кипение разновекторных энергий. История повторяется, пусть не буквально, а на всё новых витках диалектической спирали. Никуда нам не деться ни от истории нашей, ни от географии, и в этом мне слышится не безнадёжность – напротив: надежда и вера.

Задача для литературоведов будущего: включать ли «Туму» в корпус текстов, рождённых Донбасской войной 2014-… гг.? Кажется, в книге оживают первый глава ДНР Александр Захарченко, Арсен Моторола Павлов, донбасские ополченцы… Самого Разина, государственника и в то же время бунтовщика (последнее – уже за рамками «Тумы»), можно соотнести с Евгением Пригожиным. А вот Степан в Москве заходит в оружейную лавку: «…Всё в таком изобилии, что одной такой лавки хватило б, казалось, снарядить половину Войска Донского… Он и вышел, очумелый: чего ж бояре не поделятся и толикой того добра? Почему ж голутва и сиромахи рубежи держат иной раз с дубьём?» Как тут не вспомнить сборы, порой по копейке, которые ведёт вся наша страна – на «мавики», броники, тепловизоры… Так что «Тума» – и про Донбасс, и про спецназ, и немного про самого автора. Но вовсе не только потому, что «госпожа Бовари – это я».

«Понадорванные родовые корешки, неведомые ему до сих пор, тянулись к нему, крепя душу…»

В романе Василия Шукшина «Я пришёл дать вам волю» один из разинцев рассказывает (что характерно, вне какой-либо связи с сюжетом): «Там вон в Волгу-то, справа, Сура вливается, а в Суру — малая речушка Шукша… Там и деревня моя была, тоже Шукша. Она разошлась, деревня-то… Ажник в Сибирь двинулись которые…» Так Шукшин – алтайский уроженец, предки которого пришли в Сибирь из Поволжья, – одним стежком связывает времена и пространства, желая обозначить своё родство с разинцами.

Василий Шукшин. Фото: ИТАР-ТАСС/Архив

Что-то подобное делает и уроженец Рязанской области Прилепин, только в его случае всё ещё ближе: сразу три ветви его рода ведут на Дон, Разин проходил по тем самым хуторам и станицам, где жили предки писателя. Не случайно в романе появляются то дьячок Анкидин – «тоже рязанский, но со Скопина» (именно там родился Прилепин), то казаки станицы Иловлинской во главе с их «старшаком» Захаром (от реки Иловли произошла фамилия Лавлинских – предков писателя по одной из линий). В «Туме» Захар как будто разбирается с самим собой, дознаётся, кто он и откуда; вот оттуда.

В «Туме» присутствуют и Гоголь с «Тарасом Бульбой», и Шолохов с «Тихим Доном» (кстати объясняется, почему Дон прозван тихим: «…Оттого что тихо прибирал, топя в своих стремнинах»). Когда встречаются казаки разных станиц, среди которых – Вёшенская и Иловлинская, Разин как бы встречается с Мелеховым, а Прилепин – с Шолоховым.

И всё-таки «Тума», при всех неизбежных параллелях, – не о современности и себе, а о 17-м веке и Разине. Погружение, вживание в контекст – абсолютны; как будто туманная дымка, окутывающая минувшие четыре века, вдруг рассеялась – и вот мы слышим живую речь, запахи, звуки…

Многие нерусские слова, вошедшие в книгу, понятны без перевода. Может, в том и состояла задача введения в текст стольких разговоров на татарском, турецком, сербском, польском, чтобы возник неожиданный эффект узнавания? Другие слова, старинные, часто понятны из контекста. Мастерство автора проявляется в отборе слов, в их расстановке, в тщательно продуманной инкрустации ими речи; тонкая лексико-синтаксическая настройка, ювелирно отрегулированный баланс старых и новых конструкций, чтобы погружение не мешало пониманию.

Степан Разин – фигура, если можно так выразиться, интегральная. В нём сошлись важнейшие силовые поля русской жизни: державность, вольница, собирание русских земель…

Захар Прилепин. Фото: URA.RU/TASS

«…В одном человеке сливаются воедино крови народов, насмерть противостоящих друг другу…»

Полиглот Разин открыт всем языкам, и как не вспомнить, что «язык» – это ещё и народ. «Тума» – означает полукровка: Разин – сын казака и «туркини», женщины «турских» не то татарских кровей, привезённой отцом из «поиска»-набега. Тут можно увидеть, говоря современным языком, комплекс Разина, но в этом же – его сила. Доказывая, что он – настоящий казак, Разин выходит на сверхказачью орбиту. Сильный человек воспринимает всякую травму не как повод пожалеть себя, а как мотив для того, чтобы стать ещё сильнее и победить.

В пассионарии Разине слились, говоря словами Льва Гумилёва, Древняя Русь и Великая степь; воплотились единство и борьба противоположностей, цветущая сложность нашей большой страны. Вражда переходила в родство через кровь – в обоих смыслах слова. Турки жгут казаков, казаки режут турок, отец Разина берёт в жёны «туркиню», самому Степану в плену предлагают «обасурманиться»… Ручьи племён сливались в великую многоцветную реку. Перекипая в Дону, закалялись плоть и сталь большой России, евразийской трансконтинентальной цивилизации. В книге показана эта великая переплавка, когда в огне и муке, в кровавой заре зарождалась новая жизнь. Вот что говорит «русак-ратник», принявший боевое крещение с казаками: «И глядел я на то смертное погубление, и кровь такая в воздухе стояла, как небесная морось от большого дождя! И в крови той, узрел я в страхе, возникла радуга невиданных цветов! Размыслил тогда я: так вот же какие травы красны, благовонны гораздо, казаки растят!»

Захар Прилепин. Фото Сергей Бобылев/ТАСС

«…На всякую ночь – неизбежное, являлось утро»

Не менее, чем герой, важна эпоха. XVII век для России – смыслообразующий, узловой, ключевой: от смуты через воссоединение с Украиной и раскол до Петра. А ещё – именно в XVII веке русские первопроходцы вышли к Тихому океану. В 1639 году, когда Разин был ребёнком, казак Иван Москвитин увидел Охотское море. Именно тогда Россия нащупывала свой евразийский, от океана до океана, контур, становясь с обретением Сибири самой собой. Мы сегодняшние во многом – родом именно оттуда, из XVII века.

Такие романы, как «Тума», прежде всего проживаются, а потом уже пишутся. Их нельзя глотать на бегу – в них погружаешься, в них живёшь. В этой большой книге есть много измерений – лексическое, историческое, историософское, метафизическое… – и нет лишних слов.