Герман Садулаев: «Почему этот банановый торговец и банкрот вдруг ставится на театр?»

За международными новостями о вспыхивающих в разных уголках мира вооруженных конфликтах относительно незамеченной осталась давняя театральная тема, получившая закономерное и одновременно неожиданное развитие. Владимира Кехмана доставили в СК после обыска в рамках уголовного дела о крупной растрате. Она, предположительно, связана с контрактами на реконструкцию сцены на Тверском бульваре (РБК). Худруку Михайловского предъявили обвинение (растрата в особо крупном размере, ч. 4 ст. 160 УК РФ) и отпустили под подписку о невыезде. Как стало известно ранее, у него имеется задолженность по неоплаченным кредитам свыше 17,8 миллиарда рублей. Вчера, 23 июля, в Михайловском театре прошли обыски.

Владимир Кехман. Фото: Петр Ковалев / ТАСС

«Ваши Новости» пристально следили за одиозным функционером с тех пор, как 27 октября 2021 года Владимир Кехман был назначен генеральным директором МХАТ им. Горького, одновременно сохранив за собой пост художественного руководителя Михайловского. На тот момент было крайне трудно объяснить отставку действующего художественного руководителя Эдуарда Боякова, являющегося знаковой фигурой для патриотического сообщества. Писатель Герман Садулаев поделился своими соображениями о театральной жизни двух столиц. 

«ВН»: – Герман, стоило ли вообще убирать Боякова из МХАТа?

– Если я не ошибаюсь, то какое-то количество лет назад этого Кехмана назначили руководителем нашего Михайловского театра в Питере. И я помню, в этот момент в кругах питерской театральной интеллигенции шел такой шум и ропот, потому что действительно никому не было понятно, почему этот Кехман, почему этот банановый торговец и банкрот вдруг ставится на театр? Это было никому не понятно, и это до сих пор никому не понятно. 

И конечно, о нем очень много шутят. Это такая фигура уже скорее даже комичная у нас в Петербурге. Но вот его ставят почему-то на государственные театры.

Герман Садулаев / тг

Это какой-то парадокс. Видимо, он кому-то очень близок. Я даже не знаю кому. Потому что, например, министры культуры уже за это время поменялись. За время карьеры Кехмана уже министры культуры поменялись и, по-моему, даже не один раз. А Кехман остается всё как-то на коне. Я не знаю, кому лично он там близок, но это весьма странно.

Это весьма странно потому, что больших творческих заслуг у него нет. Авторитетом в театральной жизни он не является. Тем более зачем нужно было убирать Боякова и ставить Кехмана на МХАТ? Это вообще какая-то большая загадка. Но когда убрали Боякова и поставили кого-то вместо него, выглядело это, конечно, максимально некрасиво.

Потому что с Бояковым этот театр был очень интересный и был очень успешный. Постановки шли с аншлагами, всё было здорово, всё было замечательно, у театра было свое лицо. Что надо было менять, зачем это нужно было? И зачем нужно было ставить скандального Кехмана? Я не знаю, но выглядело это все максимально.

«ВН»: – У нас часто бывает неочевидно – за что людей назначают руководителями в культуре. Многие и насчет нынешнего министра культуры удивлялись. Потому что слишком молодая. И вообще не Швыдкой. 

– Да и Швыдкой тоже такой интересный персонаж. Он, конечно, влиятельный, умный и образованный, никаких в этом нет сомнений. Но он же очень либеральный, он же очень большой либерал и западник. Он прямо воплощение этого либерализма. Но, видимо, времена были такие тогда, когда вся Россия была либеральная. Это был тренд.

Михаил Швыдкой / Википедия

А Любимову поставили, видимо, уже как патриотического министра культуры, потому что она больше патриот, вроде, может быть. Я думаю, логика была такая.

«ВН»: – Кстати, Швыдкой недавно опубликовал материал о том, что необходимо возвращать предварительную цензуру в культуре по образцу советской. Ради безопасности самих же авторов. 

– Да, в советское время была процедура, как она называлась, литования, или литовка текстов. Предварительно даже тексты песен музыкальных проверялись, а тем более сценарии до их постановки. 

Ну, наверное, да, это имеет какой-то смысл. Тем более зачем, заведомо зная, что будут какие-то проблемы, выделять деньги, тратить время, тратить силы на съемки фильма, на постановку сценария? А потом еще и ждать, как отреагируют.

Я скажу по литературе. У нас ведь тоже есть такая проблема. У нас в литературе нет предварительной цензуры. Напечатать ты можешь всё что угодно. Но уже после того, как ты напечатал, могут наступить неблагоприятные последствия.

Где-то вдруг может оказаться, что ты дискредитировал российскую армию, или у тебя какая-то клевета, или у тебя какая-то пропаганда – и у тебя будут реальные проблемы, у тебя будут последствия.

Герман Садулаев / тг

Поэтому сейчас в издательствах роль цензоров по умолчанию должны играть редакторы и юристы. Сейчас это происходит так, что редактор, когда читает текст, замечает какие-то сомнительные моменты и по поводу этих сомнительных моментов консультируется с юристом издательства.

И тогда они решают – пропускать этот отрывок, или его видоизменить, или его вообще удалить. Так что сейчас происходит такая самоцензура в издательствах. 

То есть мы занимаемся цензурой, но за свой счет, собственными силами. И на свой страх и риск. Потому что если мы где-то ошибемся и выпустим книгу, которая будет нарушать закон, то у всех нас будут последствия. И у автора, и у издательства. И вот под страхом таких последствий мы сейчас занимаемся самоцензурой.

Нужно ли и возможно ли создать какой-то государственный орган, который будет заниматься предварительной цензурой – я, честно говоря, не знаю. Мне кажется, это технически будет довольно сложно.

Герман Садулаев

Например, взять книги… Что за орган, что за эксперты возьмутся прочитывать до публикации, помимо редакторов издательства, все книги, которые выпускают все издательства, на предмет нарушения законодательства в тексте или еще на предмет маркировок? Мы ведь сейчас сами решаем, и какие маркировки ставить. Ставит ли 16+ или 18+. А это большая разница – 18+ надо запаивать в целлофан. А еще сейчас по новому закону должна быть маркировка, если в произведении упоминаются наркотики. Это должна быть отдельная маркировка даже от 18+, и это тоже мы должны сами контролировать и решать. 

И вот сейчас вся эта цензура возлагается на издательство под страхом того, что если мы что-то пропустим, то нас всех сурово накажут. 

«ВН»: – То есть проще было бы с цензурой?

– Я бы, наверное, как издатель хотел бы, чтобы существовал консультативный экспертный государственный орган, к которому я бы мог обращаться хотя бы по поводу тех моментов, которые вызывают у меня сомнения.

Я бы узнавал там, следует ли пропускать тот или иной момент, тот или иной текст. Или какая маркировка должна быть. Чтобы я хотя бы мог получать официальные консультации, которые имели бы силу, когда я эту книжку выпущу.

Фото: Стоян Васев/ ТАСС

А чтобы все тексты передавать на цензурирование… Я просто серьезно не вижу возможности создать такой орган. Представьте, сколько должно быть человек и как они должны работать, чтобы всё прочитывать, давать цензурные заключения по поводу всего. 

Или это нужен искусственный интеллект, чтобы он по тексту выискивал какие-то слова, предложения, фразы. Потому что очень сложно это сейчас. В XIX веке с цензурой было проще, потому что книг-то выходило – сотни, может быть. А сейчас выходят десятки тысяч наименований книг. И кроме этого, выходят фильмы, спектакли. И всё это надо проверять и цензурировать. Мне кажется, это просто технически неосуществимо.

«ВН»: – Сегодня в литературе судьями являются читатели. Но капитализму умный массовый читатель не нужен. А дураку никто не докажет, что в книге что-то сделано с художественной целью. Его всегда будет всё возмущать. Его будет и Лимонов возмущать, его будет и Садулаев возмущать, его будет и Пушкин возмущать. Потому что жизнь вообще во многом возмутительна сама по себе, особенно для ханжи и для дурака. 

– Да, это, конечно, очень тонкий вопрос. Допустим, те же описания каких-то греховных поступков. Когда это делается в художественных целях с точки зрения осмысления или с точки зрения формирования отрицательного к этому отношения, а когда это пропагандируется что-то.

Герман Садулаев / тг

Чтобы понять разницу, нужно обладать некоторым экспертным чутьем. Некоторой экспертной квалификацией. Поэтому довольно сложно всё отвергнуть, всё цензурировать по простому принципу, что если где-то написано что-то про наркотики, или про секс, или про алкоголь, или про табак – то это надо просто всё исключить.

Ну ведь это есть в жизни? В жизни это есть. И вопрос только – под каким знаком это все описывается. Тут сложно.

Цензура – довольно сложная вещь. Тут нужно обладать экспертной квалификацией. И если создавать такой цензурирующий орган, то где найти такое количество квалифицированных экспертов, которые будут правильно определять, где у нас нарушение закона, морали и нравственности, а где какие-то вещи показаны в художественных целях. Или в целях нравственного воспитания.

Иначе нам придется запретить Достоевского, Толстого, всех вообще запретить, потому что у них там описываются греховные поступки.

Лев Николаевич Толстой в Википедии

Давайте всех запретим, и будут только книжки про то, как Петя переводит старушек через дорогу. И при этом он не ругается матом, не пьет, не курит, только носит майку «Единая Россия» и голосует за Путина. Будут ли такие книги интересны нам самим?