Алёна Арзамасская: амазонка, ведунья, раскольница

Алёна Арзамасская, названная так по месту своего рождения – Арзамасской Выездной Слободе, является уникальным феноменом истории русских бунтов. Женщина, оставившая монашество ради борьбы за лучшую долю крестьян, руководившая отрядом в 7000 человек, и взошедшая на костер заслужила у исследователей звание «русской Жанны д’Арк».

В контексте изучения жизнедеятельности Алёны Арзамасской очень важными представляется сообщение источников о ней как о женщине-руководителе отряда  повстанцев. Можно утверждать, что это явление имеет связь с военной историей коренных народов Поволжья. Любопытными представляются также косвенные данные о старообрядчестве атаманши, и документальные обвинения Алёны в колдовстве и связанные с этим обстоятельства её казни, а также интерпретация этих событий в художественной литературе.

Для русского средневековья женщина-предводитель воинского отряда — явление экстраординарное. Из летописей и народных легенд известны, пожалуй, только два подобных случая: первый касающийся княгини Ольги, руководившей походом на древлян, а второй — легендарной мордовской царевны Нарчатки, возглавившей сопротивление ордынским завоевателям. Тем не менее, для Восточной Европы, где традиции женской воинской культуры были широко известны как в южнорусских степях, так и среди коренных народов Поволжья, это явление не кажется таким уж необычным. Особенно если вспомнить, что знаменитые легенды о воинственных амазонках связывались у древних авторов именно с Восточной Европой. Добавим, что подобные традиции, несомненно, были характерны и для Древней Руси, возможно, еще на заре её возникновения, и их отголоском являлись женские судебные поединки известные в средневековой русской судебной практике.

Однако появление женщины-атамана у повстанцев Среднего Поволжья, среди которых было огромное количество представителей местных коренных угро-финских народов, следует связывать именно с воинскими традициями этих этносов, в которых женщине было отведено серьезное  место.

Дело в том, что именно среди мордвы и их русскоязычных потомков были записаны легенды о женщинах-богатыршах, предводительствовавших армиями и дружинами. Кроме уже упомянутой выше легенды о Нарчатке, известны легенды о богатырше Варде и богатырше Киле, богатырше Верте – вострый меч-булатна сабля, воительнице Марье-Моревне свет Ягишне и ряде других персон женского пола умевших держать в руках меч, и руководить подразделениями воинов-мужчин. И можно думать, эти сказы как раз и связаны с теми самыми легендами об амазонках, о которых мы говорили выше. Дело в том, что амазонки, как племя женщин-воительниц известны не только из рассказов древних авторов, и прежде всего Геродота описавшего целое женское государство со своими законами и своеобразными нравами. Сказание о подобном  женском царстве мы встречаем у жителей Правобережной Мещеры.

Из легенд записанных местными этнографами известно о «бабьем царстве», располагавшемся когда-то в правобережье Средней Оки, и называемом Пичкеморье. в этом царстве  женщины занимали главенствующее положение, и царицей была женщина «добре знающа», то есть ведунья. Возможность наличия такого «бабьего царства» у предков мордвы вполне подтверждает археология. Археологи доказали, что среди представителей рязано-окских археологических культур, которых называют непосредственными предками мордвы, женщины занимали особое место, владели  магией и в социальном плане стояли наравне с мужчинами, и даже превосходили их. Наследовавшие рязано-окцам мордвины в конце первого тысячелетия были настоящим народом-войском, в котором, судя по находкам археологов, вооружены были и мужчины и женщины.

Существование подобного «бабьего царства» в первых веках нашей эры в Центральной России косвенно подтверждают и письменные источники. Мы имеем в виду сообщение сирийского автора Захарии Ритора, рассказавшего о народе ерос в «Гуннских землях» Предкавказья в VI-VII вв. происходившего из глубин континента, из северо-западных земель, если судить по контексту повествования. Загадочный этноним ерос можно толковать как эрзя, а соседями этого народа ерос, согласно Ритору, были амазониды — «женщины воюющие с оружием в руках». Вполне допустимо, что легенды о Пичкеморье записанные среди потомков мещерской мордвы имеют под собой историческое основание.

Традиции женской воинственности среди мордвы восходили, как сказано выше, к древности, и неудивительно, что именно среди русско-мордовского населения Мокшо-Цнинского бассейна действовали атаманы-женщины. Кроме Алёны Арзамасской в источниках говорится еще об одной предводительнице крупного отряда, действовавшей в районе Шацка, руководившей отрядом в 600 человек. Некоторые исследователи склонны считать, что речь здесь идёт опять же об Алёне, но основываясь на показаниях пленных разинцев этого утверждать нельзя: они сообщают, что безымянная атаманша родом была из Красной Слободы Темниковского уезда, и отряд её был в разы меньше, нежели отряд Алёны.

Характерно, что в донесениях и Алёна Арзамасская, и другая атаманша названы  «ведуньями». Очевидно, что для руководства воинским отрядом для женщины одним из непременных условий было обладание магическими знаниями, что опять же отправляет нас к фольклору, в котором и правительница Пичкеморья, и женщины-богатырши — героини легенд, все без исключения опытные колдуньи. Видимо магия здесь – одно из составляющих боевого искусства, и неслучайно Н. Костомаров, говоря об Алёне, указывал, что «она носила с собой заговорные письма и коренья и посредством таких волшебных вещей приобретала победы».

Достижением победы с помощью колдовства пользуются все без исключения мифические героини-воительницы. Более того, можно сказать, что в глазах средневекового обывателя женщина-воительница – обязательно колдунья, что связано уже с самим фактом переодевания её в мужское платье. Вспомним, что Жанну д*Арк, кроме всего прочего одевшую мужское платье, судила святая инквизиция, и она также обвинялась в колдовстве. И не случайно иностранцы, описывавшие разинский мятеж, в качестве одного из главных поводов, послуживших к сожжению атаманши на костре, упоминают её переодевание в мужское платье.

Справедливости ради следует добавить, что способность колдовать на Руси приписывалась и атаманам-мужчинам. Например, обладание магическими навыками считалось одним из признаков удачливости разбойничьего атамана. «В этом убеждены были не только все члены шайки, но и сами атаманы, которые выделялись из толпы природным умом, пылким воображением, исключительною телесною силою и даже увлекательным даром слова». Самого Разина современники  считали колдуном и чернокнижником, и в целом «все удалые атаманы – колдуны, летают или плавают на кошме… могут заговаривать пули, сабли, ружья». Алёна, в мордовском эпосе осталась именно как воительница-ведунья, которую «ни пуля не берёт, ни сабля не сечёт».

До сих пор остается открытым вопрос о том, в каком амплуа выступала Алёна. Известно, что храбрая атаманша была пострижена в монахини, но на костёр взошла из-за своей приверженности к «ведовству». От самой Алёны известно, что она добровольно постриглась в монахини после смерти мужа, а затем покинула монастырь. И, очевидно, духовного звания лишена не была, потому что сам факт бегства из монастыря был только одним из поводов для  извержения из сана – «расстрижения». Поэтому Алёна оставалась для своих тюремщиков старицей.

Но найденные при старице «заговорные письма и коренья», а также полученные от неё самой признания в том, что она «людей портила» и учила атамана Федьку Сидорова «ведовству» не оставляют сомнений в её колдовских навыках. В соответствии с этим старице был назначен приговор, заключавшийся в сожжении на костре. Такой приговор не был прихотью её тюремщиков и не связан был с их страхом перед сверхспособностями старицы, а был точным исполнением существовавшего тогда закона. В соответствии со  статьёй 1 главы I «О богохульниках и церковных мятежниках» Соборного Уложения 1649 года, ведовство приравнивалось к богохульству и подлежало беспощадному уничтожению: «Да будет сыщется про то допряма, и того богохулника обличив, казнити, зжечь».

Казнь на костре не была чем-то из ряда вон выходящим, и в глазах современников являлась «справедливым возмездием». При этом существовал и некий порядок приведения приговора в исполнение. Известно, что старица была сожжена в небольшом срубе, и вот иностранцы, побывавшие в XVI-XVII вв. в России также указывают, что ведьм и колдунов сжигали в «небольших домиках» (срубах авт.). В 1589 году, англичанин Флетчер описывал как в Москве сожгли мужа и жену «проклятых еретиков», в «маленьком доме, который нарочно для того подожгли». Живший в России в 1671-1673 гг. англичанин Рейтенфельс писал, что ведьм: «заключают в небольшие деревянные домики и сжигают живыми и выглядывающими оттуда». Еще один английский путешественник живший в России в 50-60 гг. XVII вв., описывал ход казни: «Ересь наказывается огнём. Еретик выходит на кровлю небольшого домика и оттуда спрыгивает вовнутрь; на него бросают солому с лучинами; пламя скоро задушает его…». Из описания казни Алёны оставленного Иоганном Фришем,  следует, что она: «перекрестившись и свершив другие обряды, смело прыгнула, захлопнула за собой крышку и, когда всё было охвачено пламенем, не издала ни звука».

Алёна проявила исключительную твердость духа, и: «входя на костёр, перекрестилась на русский лад: сперва лоб, а потом грудь». Старица перекрестилась в соответствии с установлениями собора 1551 года, что можно  считать признаком её приверженности старообрядчеству. «Большой Катехизис» 1627 года, уже предлагал верующим после лба подносить руку к животу. Данное обстоятельство, отмеченное С. Неклюдовым, может служить указанием на то, что Алёну сожгли  как «еретичку», тем более современники-иностранцы подчеркивали, что Алёна была казнена за бегство из монастыря, что опять же можно трактовать как несогласие старицы с новыми обрядами. Кроме того, в трудах нижегородских краеведов сохранились сведения о существовавшем, некогда, «Житие Алёны Арзамасской». В записях краеведа И. Рубцова приводится краткий фрагмент из этого сочинения монаха Макарьевского монастыря, где речь идёт именно о борьбе старообрядцев. Впрочем, в русских документах никаких указаний на старообрядчество Алёны нет, хотя и исключать раскольничью составляющую в её действиях не следует. Историк Пыжиков не случайно указывал, что именно во второй половине XVII века «борьба последователей старой веры и приверженцев никоновских новин носила открытый характер».

Крестное знамение может говорить о том, что старица не отрекалась от Христа, а была последовательницей своеобразного народного двоеверия, которое встречается и сегодня. В таком двоеверии тесно переплелись христианские верования и народные обычаи, а религиозные обряды и тексты трансформировались для использования в бытовой магии. Разумеется, с точки зрения официальной церкви такое двоеверие было ересью, и заслуживало  самого строгого наказания.

Жизнь и борьба Алёны Арзамасской, а также обстоятельства её казни, нашли своё отражение в современной художественной литературе. Впрочем, в них мы не встретим утверждения о способности Алёны колдовать или об её старообрядческих и уж тем более антихристианских взглядах. Возможно, это связано с тем, что все наиболее значительные произведения о крестьянской войне под руководством Степана Разина, в которых затрагивалась личность и судьба Алёны,  написаны после революционных событий 1917 года. Для авторов, вольно или невольно стоящих на позициях классовой борьбы, была неприемлема сама мысль о том, что героиня повстанческого движения, положившая свою жизнь за трудовой народ, может быть колдуньей, а уж говорить об её религиозных взглядах и вовсе было неуместным.

В романе А. Крупнякова «Есть на Волге утёс», где одна из основных сюжетных линий целиком выстроена вокруг Алёны, она изображена знахаркой не лишенной гипнотического дара, однако её образ выстроен в положительном ключе, и Алёна представлена как героиня народного восстания, использовавшая свои способности исключительно на благо окружавших её людей. На все обвинения в колдовстве: «…Алёнка только посмеивалась. Пусть считают её ведуньей, больше будет веры, больше надежды». Впрочем, автор неоднократно отмечает, что именно недруги Алёны считают её ведьмой, колдуньей, и пойманная Алёна сама себя оговаривает под пыткой. Этим самым, очевидно, автор и пытается объяснить и для себя и для читателя документальные обвинения старицы в колдовстве.

В сцене казни А. Крупняков вложил в уста Алёны последние слова о скором восстании «тысяч и тысяч чёрных людей». Приговорённая произносит пламенную визионерскую речь, что обусловлено пониманием её деятельности как «прелюдии» к будущим социальным потрясениям.

Автор другого известного романа о деятельности Разина – В.М. Шукшин также создал драматичное описание казни атаманши-старицы, сражавшейся за судьбы угнетённого народа:

«Врёте, изверги! Мучители!.. Это вас, — кричала Алёна, объятая пламенем, в лицо царским людям (стрельцам и воеводам, которые обступили костёр со всех сторон), — не вы, мы вас проклинаем! Я — Алёна-Старица за всю Русь, за всех людей русских — проклинаю вас! Будьте вы трижды прокляты!!! — Она задохнулась дымом… И стало тихо».

Мордовский национальный писатель М. Петров, создаёт вокруг образа старицы некий ореол мистики. Со слов изгнанного повстанцами воеводы царь узнаёт, что:

«Как напали воровские люди, так стрельцы мои сделались будто овцы какие… Слух есть: арзамасская колдунья порчу на них напустила. …Колдунья-то во всей округе известна. Всех мужиков околдовала, большое войско из них собрала». Однако, устами муромского воеводы будто бы оправдывает Алёну: «…раньше монашкой была, а потом лекарила. Лекарка такая, какую более не сыскать. Мертвого на ноги поставит. … Умная баба…».

Тем не менее, при описании казни Алёны автор устами одного из зрителей обвиняет Алёну в колдовстве, однако это можно связать с пониманием автора о таком восприятии Алёны современниками. Можем не сомневаться, что оно именно таким и было. С течением времени, деяния и мученическая смерть Алены, как и деяния и смерть вождя восстания С. Разина, стали восприниматься в народе как подвиг и приобрели романтический ореол. В сознании людей сформировался образ целительницы, героини, отдавшей жизнь ради народного счастья, что и не позволило ни одному из писателей описать жизнедеятельность Алёны в соответствии с правительственными обвинениями.

Очень эмоционально М. Петров описывает картину казни Алёны. Однако автор, творивший в период так называемой Перестройки, уже позволяет себе отступить от «канонического» правила произносить устами казнимой какой-нибудь страстный призыв к борьбе с угнетателями. Старица умирает с божьими словами на устах, ссылается на священное писание, хотя и отказывается признать вину. «Двое стражников привязали ее к столбу. Алена не сопротивлялась и не произносила никаких слов. Видно было, она покорилась ожидавшей ее участи».

Действительно, источники указывают на то, что Алёна перед казнью не издала ни звука. Однако в других свидетельствах современников передаются последние слова атаманши. Алёна, обращаясь к толпе, пожелала: «чтобы сыскалось поболее людей, которые поступали бы, как им пристало, и бились так же храбро, как она, тогда, наверное, поворотил бы князь Юрий вспять». Несомненно, знакомство с фактом обращения Алёны к зрителям, и вдохновило писателей на создание сцены с предсмертной речью атаманши.

В заключение добавим, что фольклоризация и романтизация образов Алёны Арзамасской и Степана Разина, привела к неминуемой «встрече» двух народных героев в литературе. Степан Злобин в своём романе о Разине описал встречу донского атамана с Алёной: «Ишь, какая ты! — усмехнулся Разин. — Я мыслил, что ты ростом в косую сажень, а ходишь в портах и кофте, и лет тебе за пятьдесят, и саблю на поясе носишь… недаром же «старицей» кличут». Разумеется, ни хронология разинского восстания, ни документальные данные не могут дать даже предпосылок для подобной встречи.

Обстоятельства гибели народных героев также переплетаются в литературе. Советский поэт Д. Кедрин, в своей поэме об Алёне-старице указал, что местом заточения Алёны была московская тюрьма, и казнили её, отрубив голову на плахе. Здесь события  последних дней жизни С. Разина стали основой для создания сюжета о казни Алёны.

Таким образом, обстоятельства жизни и смерти Алёны Арзамасской дают  возможность соотнести её деятельность и с легендами далёкого прошлого, и с фактами русского народного двоеверия, и с событиями начала русского раскола. В текущем 2021 году исполняется 350 лет казни знаменитой атаманши. Имя и образ славной уроженки арзамасской земли, по-прежнему вдохновляет писателей и поэтов. Алёна Арзамасская до сих пор привлекает к себе внимание исследователей, её история продолжает обрастать новыми версиями и гипотезами.

Публикуем лучшие материалы, которые были отправлены на конкурс исторической публицистики имени А.В. Пыжикова. Автор текста Малышев Алексей Владимирович.

Об авторе:

Родился 25 февраля 1971 года в селе Саконы Ардатовского района Горьковской области. Учился в Санкт-Петербургском государственном экономическом университете.

В круг исследований входят история, ономастика, культура и фольклор народов населяющих южную часть Нижегородской области — междуречья Волги, Оки и Суры, и в целом Среднего Поволжья.

Автор научно-популярных книг и научных статей по истории и этнологии Нижегородского Поволжья, лауреат премии имени П. Еремеева в номинации «Краеведение»(2019 год). Победитель конкурса «Лучшая книга по истории и культуре Нижегородского края» (2020). Руководитель отдела этнологии МОО «Историческое сознание».