В издательстве «АСТ» выходит биография поэта Леонида Губанова

В издательстве «АСТ» (редакция «КПД» – Колобродов, Прилепин, Демидов) выходит биография поэта Леонида Губанова. Это первая биография основателя легендарного творческого объединения СМОГ. Помимо описания уникальнейшей жизненной траектории автора, в книге представлена широкая панорама культуры 60-70х годов ХХ века. Среди её персонажей – Иосиф Бродский, Эдуард Лимонов, Саша Соколов и другие звезды. «Ваши Новости» публикуют интервью с автором издания – Олегом Демидовым. 

Леонид Губанов (второй слева)

«ВН»: – Для начала простой вопрос: почему Губанов?

– Как литературовед, написавший уже биографии Анатолия Мариенгофа и Леонида Губанова и завершающий биографию Исаака Бабеля, я скажу тебе, что твой вопрос из области мирского созерцания; а если обратиться к области духа, к метафизике, то окажется, что это не литературовед выбирает, чьи тома он будет штудировать и разбирать рукописи, а мёртвые литераторы откуда-то извне призывают литературоведов писать о них.

А так-то Губанов – гений, самый молодой гений, наследный принц русской поэзии. Его живая речь, льющаяся потоком, гипнотизирует, особенно когда он сам читает. Сохранились записи, давно выгружены во все соцсети, – можно найти и послушать. Это чистый родник русской лирики!

Наконец, если смотреть на историю поэзии второй половины ХХ века, мы увидим, что есть четыре глыбы, до которых иные коллеги никогда не доберутся, – это Иосиф Бродский, Эдуард Лимонов, Дмитрий Пригов и Леонид Губанов. Первых трёх давно и активно изучают критики и литературоведы, о них пишутся книги, издаются их собрания сочинений, изучается каждая написанная ими буква; а о Губанове информации крайне мало. И мне кажется это несправедливым! Поэтому и написал книгу. В ней всё: жизнь, поэзия, каверзы судьбы, свидетельства жён, друзей, собутыльников, коллег, случайных знакомых – в общем, бомба!

Олег Демидов

«ВН»: – Мне известен непростой путь выхода к издательству данной книги. Какие препятствия пришлось преодолеть? С кем спорить? Что с наследниками? Как долго ты её писал?

– В 2019 году вышла книги «Анатолий Мариенгоф: Первый денди Страны Советов» в «Редакции Елены Шубиной». Там книга пролежала пять лет. За это время я находил и находил новый материал. То есть отчасти мне это было на́ руку. И тогда же я приступил к изучению жизни Леонида Губанова; поэзию знал и так, но, естественно, в процессе написания книги тщательно перечитывал. Написал, наверное, за полтора-два года. И изначально договорился с той же Еленой Шубиной, что книга выйдет у неё. Но начала действовать «непреодолимая сила», скажем так.

О наследниках скажу лишь пару слов. Благодаря им мы имеем те книги, которые имеем; и не имеем тех, которые могли бы быть. Я думаю, такая формулировка если не всё, то многое объясняет.

И вот после отказа «Редакции Елены Шубиной» я собрал ещё небольшую серию отказов. «Молодая гвардия» (серия «ЖЗЛ») отказала, потому что биография такого поэта – крайне специфический и непродаваемый товар: кто знает о Губанове? «Издательство Ивана Лимбаха» отказало, потому что «Лёнька» после того, как советское диссидентское движение пыталось использовать его в своих целях, начал презирать его; и я об этом честно пишу. Аналогичная история с издательством Individuum: я думал, что последняя книга Эдуарда Лимонова, книга о Уильяме Берроузе и прочие издания свидетельствуют о широте взглядов редакции, а оказалось – это лишь исключения. «Русский Гулливер» хоть и не боится негра с красной бородой, но работает очень и очень медленно. Любимый «Питер» («Лира») готов был издать, но опять-таки юридический отдел споткнулся о права.

Леонид Губанов (справа).

Одна из мнимых проблем (помимо наследников) – это права на издание стихотворений Губанова. И я пять лет ходил в шоке: при чём тут права на стихи? У меня исследовательская работа, у меня натуральная биография. Если стихи и возникают, то на уровне цитирования и последующего комментирования или разбора. И тут по всем российским законам никакие права не нужны. Но… юристы постоянно перестраховывались.

И тут Сергей Рубис, посмеявшись над этой ситуацией, с лёгкостью одобрил биографию Губанова для нашей книжной серии «КПД» (Колобродов, Прилепин, Демидов), которая с недавних пор выходит ещё и в «АСТ». Первый раз «пристраиваю» книгу по месту своей работы, но тут уж деваться было некуда.

«ВН»: – С кем из людей, знавших Губанова, удалось поговорить?

– Давай начнём с самого забавного: получилось вступить в переписку с прозаиком Александром Урусовым. Дело в том, что Губанов – не только гениальный поэт, но и даровитый художник. Он нарисовал обложку для книги «Крик далёких муравьёв» Урусова, и я стал искать контакты этого человека. Обнаружил, что он давно живёт в Италии и занимается делами, никак не связанными с литературой. Увидел его научную статью, а в ней – по всем правилам оформления – был e-mail для обратной связи. Ну я и обратился. Но переписка обширной не вышла, потому что… Урусов, глядя на то, какие подробные вопросы я задаю и почему-то знаю детали, о которых могут знать только современники и люди, близко знавшие Губанова, сначала написал, что я задаю вопросы, как следователь КГБ, а потом и вовсе перестал выходить на связь. По-моему, для литературоведа подобная реакция – своеобразный комплимент.

А так-то удалось поговорить с Юрием Кублановским, Владимиром Алейниковым, Владимиром Бережковым, Юлией Вишневской, Александром Мирзаяном, Андреем Битовым, Сергеем Гандлевским, Алексеем Цветковым и, наконец, с Виктором Куллэ, разбиравшим архив Губанова. Пытался поговорить с Эдуардом Лимоновым, но он, увы, был уже настолько плох, что перенаправлял к другим людям, знавшим Губанова.

«ВН»: –  От Губанова – к СМОГу. В чем феномен литературной группы? Как она начиналась и чем закончилась? Почему шумный успех смогистов сменился почти забвением к началу семидесятых?

– Самое молодое общество гениев начало собираться осенью 1964 года и оформилось в январе 1965-го. Это были вчерашние школьники, нынешние студенты. Их образовала эпоха: из каждого утюга читали свои стихи эстрадники Вознесенский и Евтушенко, а школьные учителя литературы старались поспеть за модой и, помимо программы, давали Серебряный век и текущий литературный процесс. Скажем, уже в 1970-е или 1980-е ничего подобного представить себе было невозможно. Сменилась эпоха. СМОГ – безусловно, оттепельное явление, прожившее полтора-два года, распавшееся и, как ни странно, посеявшее зёрна на долгие годы вперёд. Это такой поток сознания, разбавленный рифмой; оригинальная подача; живая история, к которой принадлежат такие разные люди, как Эдуард Лимонов и Саша Соколов. Первый – никогда не был смогистом, но всегда был рядом с этими мальчишками; второй – какое-то время выступал среди них под поэтическим псевдонимом Велигош, но быстро бросил это дело и перешёл на прозу.

Шумный успех и не мог быть. Смогистов скрутили в бараний рог, как только они начали заявлять о себе. Было отдельное заседание, где сошлись представители Союза писателей СССР и КГБ: все, в принципе, были не против молодых поэтов (опыт государственной травли Иосифа Бродского тоже давал о себе знать, никто не хотел повторения ситуации), но откуда ни возьмись появилась Юнна Мориц, которая под благим предлогом (выход книг Гумилёва, Цветаевой и пр.) просто отменила смогистов: зачем работать с молодыми дарованиями, когда у нас не изданы гении Серебряного века? И смогистов кого отправили в ссылку, кого исключили из вузов, а кого затаскали по психиатрическим больницам – лечили от желания писать стишки.

Последнее – случай Леонида Губанова, но он не сдался, продолжал делать своё священное дело.

Леонид Губанов

«ВН»: – Губанов и Петербург. Что прослеживается в поэтике Губанова с этим городом? Какие связи тут были?

– Леонид Губанов не получил нормального образования, даже школу толком не окончил, поэтому все его познания – это самообразование. Парень пропадал в Ленинской библиотеке, у букинистов, в домашних библиотеках старших товарищей. Он понимал, что без должного погружения в историю и культуру не может быть никакой гениальной поэзии. И, естественно, отсюда весь его Санкт-Петербург – очень книжный, взятый от Гумилёва и Мандельштама, отчасти от Бродского и Наймана (с обоими был знаком), но одновременно с этим для него это было чужое культурное пространство: слишком холодное, тепличное, интеллигентское (а Губанов был той ещё шпаной!). Он всё-таки был московским пацаном – безбашенным, чересчур откровенным, иной раз с купеческим заскоком (когда можно напоить всю компанию, чего бы не напоить?).

Как будто Царское Село,

как будто снег промотан мартом,

еще лицо не рассвело,

но пахнет музыкой и матом.

Целуюсь с проходным двором,

справляю именины вора,

сшибаю мысли, как ворон,

у губ багрового забора.

Мой день страданьем убелен

и под чужую грусть разделан.

Я умилен, как Гумилев,

за три минуты до расстрела.

Разве может какой-либо петербургский поэт не то что так написать, а так свободно и даже фривольно помыслить?

«ВН»: – Отдельно – об уходе поэта. Что этому предшествовало? 

– Губанов с юных лет пристрастился к алкоголю. Лечившие его врачи говорили, что у него нет алкогольной зависимости, это почти не влияет на мозги (он пьёт, потому что может и хочет; иногда не хочет и потому не пьёт), но влияет на внутренние органы. Были лёгкие наркотики (гашиш). Были явно лишние сексуальные связи. Было признание в узком кругу неподцензурных писателей, и не было признания в официальной литературной среде. Был уход от жены, которая родила ему сына. Была достаточно непутёвая жизнь: человек без образования, решивший, что он гениальный поэт, почему-то вдруг работает пожарным в театре. Были родители, которые хотели, как это всегда бывает, всего самого лучшего для сына. Была последняя любовь, с которой они прожили десять лет, но потенциальные тесть и тёща постоянно препятствовали этим отношениям. У людей, которые покончили с собой или чей срок жизни оказался крайне мал, всегда есть целый букет причин для ранней смерти. Вот и с Губановым так.

В начале сентября 1983 года родители оставили его одного в квартире, а сами уехали на дачу. Губанов поехал было к ним, но как только мать увидела, что Лёня идёт с авоськой и звенит бутылками, развернула его в сторону электрички и отправила домой. Он вернулся. Что было в эти дни, толком неизвестно. Только по окончании выходных родители вернулись домой и обнаружили тело сына за письменным столом. Над чем-то, видимо, в последний момент работал. Было ему 37 роковых лет.

«ВН»: – Хочется, чтобы выход книги стал толчком интереса к Губанову. Как ты считаешь, это возможно?

– Я на это очень надеюсь. Пора появиться и собранию сочинений Губанова, и художественному каталогу его картин, и документальным фильмам (да и художественным пора бы!). Ну а я, чем смогу, всегда буду рад помочь.

Беседовал: Дмитрий Ларионов.