Григорий Тишин: «Восстание Донбасса, возврат Крыма – это судьбоносный исторический поворот, который спас Россию»

«Восстание Донбасса, возврат Крыма – это судьбоносный исторический поворот, который спас Россию» – Григорий Тишин, потомственный нацбол*, соратник Захара Прилепина. С 2014 года принимает непосредственное участие в «русской весне». Сначала как доброволец-ополченец, а затем и как волонтёр команды Движения «За Правду».

После начала СВО структуры Захара Прилепина, буквально следуя за войсками армии России, сразу включались в работу по оказанию гуманитарной помощи жителям освобожденных территорий. В числе этих структур, конечно же, было и Движение «За Правду» во главе с ее руководителем Романом Хреновым. Гриша, естественно, там тоже был и рассказал о тех событиях и своих взглядах на различные актуальные вопросы.

Но прежде чем перейти к интервью, еще хочется пару слов сказать о своем товарище. Григорий очень умный и интересный собеседник, действительно очень опытный и разбирающийся в политике человек. Думаю, по интервью это будет заметно. А еще, если помните песню «Пацан», которую исполнили Захар Прилепин вместе с Бранимиром и Ричем, то там называют имя и фамилию того пацана, который сидел в окопе в отличие от упоминаемой в песне либеральной шоблы. Гришка Тишин в той песне, конечно же, наверное, больше собирательный, коллективный образ, как и Саша Тишин в произведении Захара «Санькя», но, познакомившись с Гришей, теперь у меня всегда ассоциируются эти произведения с моим другом, который достаточно скромен и всегда отмахивается, когда я об этом вспоминаю.

Интервью мы записали как раз во время нашей командировки в ЛНР и ДНР. Наш гуманитарный «Соболь» под названием «Огурчик» направлялся в сторону Горловки из Луганска. Заклеенное скотчем окно со стороны пассажира издавало громкий шелестящий шум, так как завалившееся стекло в этот момент болталось где-то внутри двери. Во время любой поездки случаются непредвиденные ситуации, и должен отметить, что Гриша научился справляться с любой трудностью, словно моряк на корабле во время самого мощного шторма. Это он заклеил окно скотчем. Но и он ранним утром надавил на стекло так, что оно провалилось в дверь. Неуемный характер. Таков мой друг.

– Расскажи, как ты вообще … – начал я, но тут же Гриша шуткой дополнил короткую паузу, во время которой я формулировал вопрос.

– Дошел до жизни такой?

– Дошел до жизни такой, – утвердительно повторил я, улыбаясь. – Почему для тебя история Украины, история Донбасса не чужие, почему-ты сразу включился в эту историю?

– Потому что Украина никогда не воспринималась как что-то чужое. Это как словно жить в многоквартирном доме. Украина – это как соседская квартира, которая внезапно загорелась. Также сложно ощущать как чужое Казахстан или Прибалтику. Там проживало до недавнего времени очень большое количество русских людей. Русских не только в национальном плане.

Русских духовно, для которых Россия была всегда большой Родиной. Но по некоему недоразумению они оказались в неких независимых государствах. Поэтому. Ну а как ты воспримешь это как что-то чужое? Нет. Там были наши люди. История, которую предложили новые киевские власти, пришедшие в результате Майдана, – эта история была не их, не их предков, не их Родины. И эти люди начали отстаивать своё право на свою историю и свой язык с оружием в руках. Их нельзя было не поддержать, нельзя было бросить

– Согласен. Вот ты достаточно молодой человек. Скажи, что повлияло на тебя, на твоё мировоззрение, взгляды таким образом, что ты такой, а не такой, как некоторые люди твоего поколения – либералы, например? Кем ты был воспитан? Что тебя воспитало? Что в тебе сохранило чувство причастности, любви к Отечеству, к Родине?

– Если вкратце, то вообще мой политический путь начался очень рано, в подростковом возрасте. Партия и движение Эдуарда Лимонова были такой точкой сборки для патриотичных неравнодушных людей. Да, конечно, определённое воспитание дала семья. К сожалению, школа не вложила никакого патриотизма. Когда я начал интересоваться в нулевых политикой, что происходит в стране, у меня быстро сформировались то, что сейчас называется имперскими патриотическими взглядами. Читая книжки, читая историю, я понимал, что одна большая великая Родина, в которой я родился, разломана на части и очень большое количество соотечественников оказалось просто брошенными. Юность моя прошла в патриотических и политических акциях. В тот исторический период российская власть была другой. Власти были плохи, у власти были Ельцины. Ну и можно ещё долго перечислять всю эту демократическую элиту. Конечно, мы никуда не вписывались со своим патриотизмом, мы были изгоями. Нас там били, сажали на сутки. Давали сроки, вешали клеймо маргиналов и фашистов, но как показала история, мы были абсолютно правы. Мы были абсолютно правы в том, что если не будешь защищать своих, где бы они ни были, то в какой-то момент придут в твою кухню и поставят сапоги на стол. Восстание Донбасса, возврат Крыма – это судьбоносный исторический поворот, который спас Россию. Позволил ей получить возможность к самоочищению.

– Ясно. А что именно повлияло на твой взгляд на этот поворот? Личность Путина или всё-таки есть какие-то патриотические силы, которые повлияли на это?

– Сложно сказать, что конкретно первично, что вторично. Я думаю, это сложная конструкция. Мое отношение к Владимиру Путину изменилось в положительную сторону очень сильно ещё в четырнадцатом году, когда случилась «крымская весна». А потом и поддержка Донбасса. Да, многие сейчас говорят, что надо было ещё в четырнадцатом году начинать СВО. Мне сложно сказать, были ли мы к этому готовы, но уже в четырнадцатом году республики не бросили и ополчение, которое здесь восстало, не бросили. И что еще важно, Владимир Путин увидел, что огромное количество людей в России поддержали и ополчение, и Донбасс, и Крым. Это вызвало очень большой отклик у народа. Может быть, ещё и этот момент сыграл – власть увидела, что запрос на патриотизм в России не иссяк, ещё не всех перековали в грамотных потребителей.

– И вот что интересно. Как вообще государство может сделать так, чтобы на свою сторону привлечь молодёжь, которая раньше была настроена антипутински, оппозиционную молодежь, сделать из них своих союзников?

– Я бы не назвал в то время своё настроение тогда антипутинским. У меня не было какой-то личной неприязни такой, что аж кушать не могу, к Владимиру Путину. Есть административная машина. В этой административной машине большое количество людей. И эта административная машина очень мне не нравилась. Она вела нашу страну к украинскому сценарию. То есть это вот катастрофическое расслоение, западно-либеральной мейнстрим власти до хорошего не мог довести.

– Просто я хочу вот что сказать. Власть может легко начать работать с людьми, с молодёжью, меняясь сама. Ведь в своё время ты противостоял этой власти, но теперь власть изменилась, и ты теперь ее поддерживаешь.

– Я, безусловно, поддерживаю сегодняшний вектор, потому что сегодня власть стоит за Россию, за свой народ и озабочена сохранением страны. Когда я митинговал против власти, то та власть не была озабочена этим вопросом. Вот в чём дело. Поэтому для меня первичен был всё-таки не протест ради протеста, а именно отношение власти к тому, что она делает. Сегодня власть действительно занимается сохранением государства, и конечно, если я всю свою политическую жизнь поддерживал этот вектор, то где мне сейчас быть? Конечно, здесь. Конечно, мне нужно поддерживать власть и поддерживать тех людей, которые отстаивают интересы страны.

– Давай вернёмся к волонтёрству. Ты волонтёрством занимаешься в зоне СВО с самого начала СВО. Херсонская, Запорожская области. Как только армия России освобождала эти территории, структуры Захара Прилепина начинали там работать. Расскажи немножко об этой работе в зоне СВО. Как всё начиналось? Как вы начали взаимодействовать с администрациями освобождённых территорий? Как реагировали на вас местные жители?

– Мы действительно были первыми. В этой самой первой поездке даже был Захар. Это было время, когда армия России действительно прошла некоторое количество километров за Херсон. Надо понимать, что это огромная территория, которая еще не вся была зачищена. И мы заезжали на такую территорию, где было еще небезопасно. Убить могли в любой момент. Это были еще те дни, когда выходили украинские активисты на площади Херсона. Они показывали нашим солдатам неприличные жесты, выражая таким образом свое негативное отношение к ним и к России. Я видел это все. Слышал кричалки на украинском языке. Всё это было – и хочу сделать небольшую ремарку… Заметьте, когда Херсон мы оставили, эти же люди пришли встречать ВСУ. То есть за то время, когда в Херсоне находилась российская армия, то мы по зинданам этих людей не закопали, никого не расстреляли и ничего с ними не сделали – в отличие от того, что было с нашими людьми в Харьковской области.

Ну и первые взаимоотношения с властью. Власть была же создана на коленке – очень много сумбура. Ну и, как обычно бывает в такие моменты, нарушенная логистика, порваны всякие цепочки снабжения. Да, возили еду, раздавали людям. Где были перебои с водой, то привозили воду. В общем, занимались всем. Постепенно выстроилась местная администрация. Наша работа стала тоже более упорядоченной. Было налажено взаимопонимание с администрацией. У них было понимание о необходимости того, что мы делали.

– Вот как раз заговорили о «заукраинцах». Ведь это немалое число людей, которые за столько лет (даже этнические русские) поменяли свою идентичность на националистическую украинскую. И таких людей много. И будет еще много на территориях бывшей Украины, которые мы освободим. Это миллионы людей. Что с ними делать? Мы же их не будем, в конце концов, всех сажать или расстреливать? Но это огромное число людей, которые… вот прямо сейчас они там говорят на камеры: «Русню надо резать», «Русню убивать» и так далее. Вот что делать с этими людьми? Как потом с ними жить? Что думаешь

– Да нормально с ними жить. Понимаешь, их же такими сделали за последние лет 20–30. Они же не родились такими. Наверняка большая часть из них – это 30 +… Те, кому 18–20, в принципе не видели другой истории, их воспитали такими. А все остальные при живых бабушках-дедушках знают, что было до того, как начался развал СССР. Я думаю, что если внести необходимые правки в культуру, образование, общественную жизнь, то за несколько лет они для начала перестанут скакать и хотеть сажать москалей на гиляки и ножи, а ещё лет через 20 будут тупить глаза вниз, когда им будут говорить, что они когда-то так делали. Я думаю, это возможно.

– Не будет ли такого эффекта, когда так получилось после Великой Отечественной войны, что эти нацисты и бандеровцы затаились, перекрасились многие, многие даже специально полезли в систему управления государством и постепенно начали её разваливать изнутри? Как вот та же Фарион, которая была комсомолкой, затем в коммунистической партии состояла. Или тот же Кравчук.

– Но это уже вопрос к нашим спецслужбам. Выстраивать систему кадровую мы должны с учётом мнения специальных людей, которые будут всё-таки как-то взвешивать – человек реально изменился или же это реинкарнация бандеровщины 2.0. Кадровая политика, которая была в Советском Союзе на территории Украины, мне кажется, к этому и привела. Плюс ко всему они начали ещё тащить во власть своих друзей, и мы получили то, что получили. Да, это может случиться. А может и не случиться. Всё зависит от…

– Крепости власти, системы ?

– Крепость власти, системы – да, но это должна быть определённая государственная политика. Это должна быть жёсткая идеология, направленная внутрь себя. Если так будет, то никакие бандеровцы, конечно, не перекрасятся. И никто их не допустит. Понятное дело, что никто не будет строить концлагеря, но ни на какие должности государственные эти люди не смогут попасть.

– Но опять же, нужно будет провести определённую работу по фильтрации людей. Выяснить, кто помогал ВСУ. Кто призывал к разжиганию межнациональной розни, к убийству русских и так далее.

– У меня вот это слово «фильтрация»… его уже успел перехватить наш противник. Это должно быть просто нормальное следствие. То, о чём ты говоришь – это преступления. А за любое преступление должно быть наказание. Это опять же вопрос к следственным органам, которые могут дать правовую оценку: должен ли быть определённый человек наказан по уголовной статье или как-то иначе, но когда мы говорим, что условные Фарионы, которые не брали в руки оружие, но идеологически подпитывали всю эту ненависть… Ну вот как их пустить во власть?

– Ещё неизвестно, кто больший урон нанёс, да? Или те, которые в руках держали оружие, или эти, которые разжигали…

– Как говорил классик, «слово может ударить сильнее или убить». Сила слова – она очень велика. Это к вопросу о том, почему наш противник так стремится убивать идеологов. Потому что сила слова всегда сильнее автомата.

– Да, поэтому убиты и Даша Дугина, и Владлен Татарский. И была попытка убийства Захара Прилепина. И ещё будут пытаться.

Такой вопрос: где должны остановиться русские войска? До Польши дойти? Или же оставить для бандеровцев какой-то участок земли, где они будут окружённые и под присмотром, как ты считаешь?

– Понимаешь, это для меня вопрос сложный. Потому что это хорошо с дивана сказать, куда должны дойти русские войска и где остановиться. Каждый шаг русских войск – это чья-то жизнь, и за эти два года мы потеряли большое количество друзей, товарищей. Где останавливаться? Я не знаю… Нужна Одесса, нужно Приднестровье, потому что без всего этого мы подвергаем жителей Приднестровья опасности. ПМР будет следующей. Мы должны их спасти от лап бандеровщины, которая будет воспитывать себе подобных. Это сложный вопрос, конечно. Я могу сказать, где бы хотелось бы остановиться. Остановиться хотелось бы в Киеве, на Крещатике с парадным маршем пройтись. Но когда помнишь, с каким трудом это даётся, сложно заниматься шапкозакидательством, говорить: «Мы дойдём сейчас до Вашингтона…»

– Согласен. Самым идеальным был бы вариант, если бы этот режим нацистский сам по себе развалился.

– Он развалится. Этот режим труп по большому счёту. Труп, который лежит под аппаратом искусственного дыхания, переливания крови и так далее. Этот аппарат – это западная машина, которая в какой-то момент решила, что сейчас она поставит Россию в какие-то неудобные позы, скажем так, чтобы нам пришлось ещё больше договариваться с ними и общаться с позиции вассала с хозяином.

– Как думаешь, война с НАТО вероятна?

– (Вздыхая.) Теоретически да. Вот сейчас мы видим… и это даже ещё не вся мощь европейского альянса на Украине. Что греха таить? Всё сложно. Это не лёгкая прогулка. Если это будет прямое столкновение НАТО и России, я думаю, это будет открытая фаза третьей мировой войны. Кто насколько к этому готов – не знаю, но, вероятно, наш противник готовится.

– Фактически мы уже ведём войну с НАТО, все спутники натовские, вся разведка, даже дальнобойное оружие – ракеты, они уже работают. Работают и наносят нам урон.

– Да, конечно, но мы живём в век юристов. Юридически это не война с НАТО. Юридически у нас пока что СВО. Столкновение России и НАТО чревато большой глобальной мировой войной. Опять же, насколько к этому готов мир. Не знаю, Восток лихорадит. Американцы с британцами зажгли везде. Они любят ловить рыбу в управляемом хаосе, и они считают, что они управляют этим хаосом, но, по-моему, сейчас ситуация вышла из-под их контроля. Они не контролируют этот хаос. И они даже плохо контролируют Зеленского. И как далеко зайдёт этот маньяк? Он преследует цель победить Россию. Он уже призывает женщин. Потом будет хватать детей. Сколько он убьёт ещё украинцев? Вопрос открыт.

– Ну и не делать ничего мы тоже не можем. Мы должны всё-таки этот режим завалить и устранить эту постоянную угрозу для себя.

– Безусловно, если мы сейчас, грубо говоря, останавливаемся и подписываем какие-то мирные договоренности. И останавливаемся на тех же позициях, где сегодня ЛБС, я думаю, это просто отложенная война. Либо мы сами, либо нашим детям придётся доделывать эту работу. Не знаю, на 5 на 10 лет это будет? С другой стороны, я не знаю, может, есть какой-то очень хитрый план и мы приведём за эти 10–15 лет во власть Украины либо наших людей, либо хотя бы не врагов России. Условного Орбана, с которым можно хоть как-то договариваться. Может быть, на это расчёты есть. Насколько это реализуемо, насколько судьба будет благосклонна – это мне неведомо.

– Ну и последний вопрос задам. Интересно твоё мнение. Я прослушал интервью Акима Апачева с Ксенией Собчак. И когда Собчак задала вопрос Акиму относительно обмена «азовцев» (признаны террористами) на Медведчука, то Аким сказал, что Медведчук, видимо, для нас такой же солдат, как и другие наши солдаты, и поэтому был оправдан этот обмен. Что ты думаешь по этому поводу?

– Я думаю, что это непростой вопрос, но для меня был бы простым. Медведчук мне никто, и, честно говоря, я считаю, что Медведчук провалил свою миссию. И во что бы то ни стало, может, и не нужно было его вытаскивать. Но я так понимаю, что Владимир Путин человек слова, и если он дал слово, что он не бросит Медведчука, то он его сдержал. В большой политике может быть, что иногда приходится так поступать, когда тебе нужно держать слово перед не очень приятными людьми.

– Ну, например, перед семьёй Ельцина, да?

– Например, перед семьёй Ельцина. Например, надо поддерживать деловые отношения с Эрдоганом, который сидит даже не на двух, а на трёх стульях. Или если он, например, сказал, что Зеленского убивать не будет, значит, не будет. Если Владимир Путин что-то пообещал, что не убьют Зеленского, Зеленский может приехать в Авдеевку и походить там сфотографироваться, ему не прилетит никуда…

– И тогда думаешь: жаль, что Владимир Владимирович держит слово.

– Ну знаешь, в современном мире, где никто его уже не держит, может быть, это и правильно. По факту это очень ценное качество в мире политики. Я надеюсь, что на закрытых переговорах, где высказывается конкретная позиция Владимира Путина, наши оппоненты понимают, что если Владимир Путин что-то сказал – он будет это слово держать.

– Но они считают это за слабость, что можно его обмануть таким образом, ведь сколько раз уже так было.

– Да, все эти Минские соглашения, все эти 10-летние переговоры и попытки заморозить горячую фазу конфликта были восприняты как слабость.

– Ну в конечном итоге победа будет за теми, за кем Правда, правильно?

– Безусловно. Безусловно.

Интервью готовилось в рамках обучения в «Школе военкора» при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.

*экстремистская организация, запрещённая в РФ

Автор: Семенов Михаил