Дочь Федора Михайловича Достоевского Любовь заявляла, что отец – литовского происхождения и никаких русских корней не имеет. Мотивировала она это утверждение тем, что ее отец, обладавший высокими морально-нравственными качествами, не вписывается в русский народ, у которого с этим большой дефицит.
Писала она подобное за границей: семейная жизнь ее не сложилась, книги, которые писала, были не востребованы, произошедшую в России революцию не приняла. В какой-то мере, можно понять причины ненависти к русскому народу…
Вспомнилась эта история после прочтения новой колонки журналиста Владимира Познера, который рассуждает о гении Пушкина.
Оказалось, что главный ключ к разгадке этого гения состоит в том, что он – «не русский писатель».
Везде бы он смотрелся органично своей светоносностью, своей жизнерадостностью, но в России с ее «вечной русской тоской»… И вот этот «радостный свет» оказался каким-то странным образом среди «северного, мрачного».
Получается, что Пушкин и Россия – ошибка, она – клетка для поэта, является антитезой всему гениальному, а само гениальное на русской почве невозможно. Не приживается, исторгается.
Владимир Познер излагает своего рода «нормандскую» культурную теорию, что культура России несамодостаточна, что здесь до Пушкина, можно сказать, ничего не было, а если и было, то как раз формата северного и мрачного, «напыщенного и тяжеловесного». Все лучшее – привнесенное, чужое.
Понятно, что подобные высказывания, как и у Любови Достоевской, отказывающей русскому народу в нравственных качествах, – это личная история, которую пытаются типизировать. Здесь совершенно понятное стремление притянуть поэта на свою сторону. И стиль узнаваем: «Ну что, брат Пушкин?» – «Да так, брат, – отвечает, бывало, – так как-то всё…»
«Не русский» журналист Владимир Познер. Здесь ему тоскливо, угрюмо и холодно, не то, что, к примеру, в солнечной Грузии, где можно и день рождения встретить, и народ будет «рукоплескать»…
То «фашистские черты» он видит в советской стране, что, само собой, не изжито и поныне. Да и еще это жуткое Православие, которое не добавляет уюта…
Помимо личного, еще и глухота: как к отечественной почве и традиции, так и к поэту, который как раз и стал выразителем национального русского духа. Но что тут говорить о русском духе, который у журналиста, претендующего на статус властителя дум, синонимичен только тоске и тяжеловесному?.. Пушкин же, например, видел его в чуде, которое становится производным от соединения несоединимого: «Мороз и солнце; день чудесный!»
С глухотой смешивается еще и незнание ровным счетом ничего о развитии тысячелетней отечественной цивилизации. Это незнание маскируется образом тьмы веков и той же тоски. Хотя достаточно только того, что именно на этой почве было создано вершинное произведение всей мировой цивилизации – «Троица» Андрея Рублева. Мало в ней света, радости, чуда?.. Причем «Троица», как и гений Пушкина, вовсе не выпадает из общего строя, не смотрится дичком на фоне повсеместной тьмы и тоски, а как раз вписана в этот строй, является единосущной ему.
Но ведь намного проще говорить о «нерусскости», проводя параллели с собой. К сожалению, подобные жесты типические. Так и писатель Дмитрий Быков мается в юдоли скорби и печали. Россия для него – смерть, которую он страшится и ненавидит. Страх практически первобытного свойства. Он вызван невозможностью личного постижения явлений, отсюда и отторжение от них, отсюда и попытка объяснения происками темных сил.
Хотят убедить, что Россия – клетка, Россия – пустота, а не уникальная цивилизация, которая не вписывается в их формулы. Пушкин и Достоевский чувствовали ее, сами были наполнены ее духом, а говорящие о пустоте – нет, они глухи.
Поэтому и всякий раз мечтают через отрицание сделать ее иной, подвести ее уникальность под общий стандарт. И здесь вектор также типический: Россия – Европа, мало того, чем меньше русского, а больше европейского, тем лучше. России надлежит преодолеть себя (да, эту тоску и тьму) и стать Европой. Особенно много об этом рассуждали в 2014 году, ставя в пример Украину, что она вот-вот обернется Европой. Оборачивается до сих пор, правда, в этом оборотничестве как-то уж слишком много людоедских черт проявляется…
Тогда и про Россию говорили, что «все лучшее в ней было европейским» (Лев Рубинштейн), а «русская культура стала великой, когда Россия стала Европой» (Юлия Латынина). Сейчас вожделенная Европа уже за холмом, уже за многими холмами и стены отторжения производит. Отсюда и понятна тоска, как бы в этой «клетке», отрезанной от цивилизованного мира, не остаться…
Радует одно: хорошо, что не будет интервью Познера с поэтом.
Все-таки Пушкин, на самом деле, был сложный человек и все понимал, чего нельзя сказать о журналисте. Он считал себя русским человеком, и Познер был бы для него очень скушен, слишком плосок. Как и его стремление загнать все в рамки формулы простого объяснения, спрятаться в страхе от того, что не может понять и объяснить: от русской культуры, от Православия, от советского.
А всё это – те самые гении, из которых и слагается отечественная цивилизация. Только не говорите об этом ничего Владимиру Познеру, а то еще перепугается, настроение себе испортит. Это хорошо, что для него Пушкин – «не русский писатель». Мы-то ведь знаем, что русское – это не мрачное, не тоска, не напыщенное и тяжеловесные, а то, от чего дух захватывает. Причем дух этот должен соответствовать, он должен быть большой, стремиться к этому, а не лилипутский.
Фото: ekbmiloserdie.ru, Sputnik, deti.mail.ru, youtube.com, открытые источники
Прямо сейчас обе стороны борются за наиболее выгодную позицию перед потенциальными переговорами
МИД Швейцарии, мирный процесс без России немыслим
Как может измениться мировая геополитическая конъюнктура, если израильский премьер попадет в списки военных преступников
О покушении, России в СВО и новом мировом порядке