Герман Садулаев: «Надо менять не только нашу денежно-кредитную политику, но всю парадигму в нашей экономике»
Ресурсное противостояние в рамках СВО
Затухание импульса Анкориджа, бесповоротное или временное, в очередной раз заставило говорить экспертов о длительном ресурсном противостоянии России и Запада. И пока военные аналитики строят различные прогнозы развития СВО, экономисты констатируют – для победы в украинском конфликте нужно быть на голову выше противников. Экономически, политически и цивилизационно. Писатель и волонтер СВО Герман Садулаев высказался о готовности России к тому, чтобы решить эти задачи.

Герман Садулаев
«ВН»: – Герман, в первый год СВО наши оптимисты говорили, что вот «мы заморозим Европу». А европейцы мечтали, что они разрушат нашу экономику и нас уморят голодом. Ничего из этого не сработало за всё это время. Тем не менее все снова говорят о ресурсной войне. Сюда же относят удары по инфраструктуре. Что будет играть решающую роль?
– Да, вы совершенно правы, все апокалиптические предсказания ни с одной, ни с другой стороны не сбылись. Европа не замерзла без российского газа и, по всей видимости, не замёрзнет. Даже Украина не замёрзла, и даже Украина до сих пор не осталась без электричества.
Хотя, казалось бы, вроде бы можно ударами вынести из строя всю украинскую электрогенерацию, но почему-то пока мы не можем. И Украина вся электричество имеет. В каменный век мы её вбомбить не смогли.
Ну да, там бывают иногда периодические отключения электроэнергии, проблемы с электроэнергией, но по большей части электричество на Украине все-таки есть. И тепло есть.

В. Зеленский и Э. Макрон. Фото: TASS / EPA / LUDOVIC MARIN
И в эту зиму, скорее всего, будут какие-то проблемы в коммунальном хозяйстве на Украине и в электроснабжении. Но полной катастрофы и развала коммунальных систем электроснабжения Украины пока что не предвидится.
Но то же самое и Россия. Говорили, что она умрет с голоду, что всё разрушится, что начнутся голодные бунты и так далее. Этого ничего тоже не произошло. Российская экономика справилась с военными вызовами и продолжает справляться. И потихоньку даже осуществляются, помимо войны, какие-то другие инвестиционные, гражданские, инновационные, инфраструктурные проекты. То есть экономическая жизнь страны даже не поставлена на паузу по причине войны.
Проекты продолжают двигаться, продолжают реализовываться. Поэтому апокалипсиса не случилось ни у нас, ни у них. Все экономики показали, что у них довольно-таки большой запас прочности. И в этой связи доктрина войны на истощение выглядит довольно сомнительно. Кто тут кого истощит – непонятно.
Во всяком случае, это заведомо означает очень долгую войну. То есть понятно, что война на истощение не закончится за год, за два. Для того, чтобы кризисные моменты накопились в экономике, тут должны пройти, наверное, 5 лет, или 10 лет, или 15 лет. Но всё это время вести войну и терять сотни тысяч жизней – это какое-то очень, может быть, всё-таки нерациональное и негуманное решение вести войну на истощение.

Россия. Забайкальский край. Чита. Военнослужащие во время мероприятий по случаю окончания курса подготовки мобилизованных в окружном учебном центре Восточного военного округа (ВВО). Фото: Евгений Епанчинцев/ТАСС
И нам ведь нужно думать о себе, а не о своих оппонентах. Нам нужно думать о том, чтобы сохранять свое население и свою экономику. А если мы думаем, что «экономика наша страдает, но зато на Украине еще хуже». Ну да, там хуже.
Но это так себе утешение. Это всё равно, что «пусть у меня корова умрет, зато у соседа умрут две коровы». Так себе утешение. Поэтому не хотелось бы, конечно, чтобы вот эта война на истощение стала нашей единственной военной доктриной.
Хотелось бы, чтобы всё таки в нашей военной доктрине была какая-то возможность решительных ударов и быстрого победного завершения войны посредством разгрома армии противника, а не посредством многолетнего взаимного истощения. Ну это мне так кажется. Я ведь не обладаю всей полнотой информации. И, может быть, я, конечно, чего-то не понимаю.

Герман Садулаев / тг
«ВН»: – Поговорим о нашей экономике. Мы недавно видели пленарное заседание Госдумы по денежно-кредитной политике. В общем-то, она остается та же, что была. До сих пор довольно высокая ключевая ставка. Как считается, это подтормаживает экономику, но зато не позволяет ей «перегреться». Как вы оцениваете ДКП?
– Я периодически читаю критику политики нашего Центрального банка. Мне эта критика кажется довольно обоснованной. Но, видимо, для того, чтобы изменять денежно-кредитную политику, нужно менять всю философию нашей экономики. Видимо, нужно менять полностью парадигмы и подходы.
А эти парадигмы и подходы были заложены еще в 90-е и в нулевые. Они были заложены во времена нашего тесного сотрудничества с Международным валютным фондом. Во времена, когда когда царствовало бюджетное правило. Когда наша денежная эмиссия была в прямой и полной зависимости от накапливаемых нами золотовалютных резервов.
То есть была определенная парадигма в нашей экономике, а не только в денежно-кредитной системе. Сейчас парадигму надо менять. Не только нашу денежно-кредитную политику, но всю парадигму. Нужно переориентироваться на производство, на внутреннее производство.

Министр экономического развития Максим Решетников. Фото: Пресс-служба Госдумы РФ/ТАСС
Я думаю, что в определенном смысле нам нужна даже некоторая закрытость, некоторая замкнутость нашей экономики. Во всяком случае, в какой-то степени она должна переходить к самодостаточности, должна переходить на некоторые нерыночные механизмы.
Механизмы планирования, учета, контроля, распределения должны играть всё большую и большую роль. И тогда, я думаю, денежно-кредитная политика будет изменена. А пока что мы находимся в старой парадигме абсолютно рыночной экономики, экономики свободной торговли. Экономики, ориентированной на внешнюю торговлю.
У нас до сих пор экономика очень сильно ориентирована на внешнюю торговлю, а не на внутреннее производство. И вот в это проблемное место нас стараются бить наши оппоненты.
Тот же Трамп, когда хочет сделать нам больно, он едет и всем говорит: «Вот здесь нефть у них не покупайте». Или украинцы посылают своих террористов, и они взрывают наш «Северный поток» и так далее. То есть они пытаются препятствовать нашему экспорту либо, наоборот, они пытаются наложить ограничения на импорт технологий в нашу страну. На импорт каких-то наукоемких изделий в нашу страну.

Д. Трамп и В. Путин. Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС
И почему они это делают? Потому что они знают, что для нас это болезненно. Потому что вся наша экономика очень сильно ориентирована на внешние рынки, причем и в плане импорта, и в плане экспорта. Нас так научили в 90-е, в том числе и зарубежные эксперты нас так учили. Тому, что мы должны стать звеном в мировой экономике, выполнять свою какую-то функцию, и тогда все будет хорошо.
И в том числе под это была сделана наша денежно-кредитная политика, под нашу работу в качестве поставщика сырья. Но даже не это важно. Нам могли отводить и какую-то другую роль. Важно то, что была поставлена задача очень плотно интегрировать нас в международную экономику. Во все контуры – в банковский контур, в производственный контур, в торговые контуры мировой экономики. И на самом деле первый удар по этой интеграции был нанесен еще до начала специальной военной операции.
Если помните, вдруг началась пандемия. И внезапно очень многие контакты, причем не только личные и транспортные, но и торговые контакты, были нарушены. Многие поставки были нарушены. Это была такая репетиция обрыва экономических связей. А потом пришел уже полный коллапс экономических связей, когда пришлось переделывать всю систему нашей международной торговли.

Китай. Пекин. Президент РФ Владимир Путин и председатель КНР Си Цзиньпин. Фото: Сергей Савостьянов/POOL/ТАСС
«ВН»: – И переделать до конца пока не удалось?
– Мы переделали, мы переориентировались. Но мы все равно очень сильно остаемся зависимы от внешних рынков. И в плане импорта, и в плане экспорта. В этом смысле Советский Союз имел большую устойчивость. Поскольку Советский Союз умел делать почти всё для себя сам.
Иногда это было не самого лучшего качества. Иногда это даже было не самое передовое. Но Советский Союз старался, во всяком случае, в свои лучшие времена, он старался быть зависимым от международных торговых операций не очень сильно. Впоследствии, конечно, зависимость Союза тоже выросла из-за торговли нефтью. Но хотя бы цели-то ставились. И у нас очень много производилось внутри – и самолетов, и техники, и станков, и турбин. Это всё производилось здесь внутри.
Сейчас же этого нет, и мы очень зависимы от импортных технологий, от импортных товаров, от импортного оборудования. И, естественно, мы при этом зависимы от своей экспортной торговли, потому что экспортная торговля дает нам деньги для покупки импортных товаров, оборудования и технологий. И вот это надо менять.

Герман Садулаев / ВН
«ВН»: – Но ведь импортозамещение идет уже давно.
– Импортозамещение пока что не состоялось настолько, насколько бы хотелось. Эта задача всё-таки перед нами стоит – наладить экономику, ориентированную на внутреннее производство и внутреннее же потребление, и уменьшить нашу зависимость от внешних рынков.
Тогда в этом случае мы сможем и денежно-кредитную свою систему делать суверенной. Делать ее менее зависимой от международных валютных операций, от курсов различных валют, от спекуляций различными валютами и так далее.
Я думаю, что в тылу нам нужна смена парадигмы. Потому что у нас сейчас есть идеология осажденной крепости – мы как бы почти что одни, вокруг нас окружают враги, и мы осажденная крепость. И ведь это отчасти действительно так. Не полностью, у нас есть прекрасные союзники – у нас есть прекрасные КНДР, Венесуэла. И Китай определенным образом наш союзник. И Индия в определенной степени наш союзник.

24 октября. Председатель КНР Си Цзиньпин, президент РФ Владимир Путин и президент ЮАР Сирил Рамафоза во время совместного фотографирования глав делегаций государств БРИКС. Фото: Александр Казаков/пресс-служба президента РФ/ТАСС
Нельзя сказать, что у нас нет союзников. Союзники и друзья у нас есть. Но также у нас много враждебных стран в окружении. И вот эта идеология осажденной крепости – хорошо бы, чтобы она была не только вопросом идеологии и пропаганды. А нужно, чтобы мы и в своей экономике, чтобы мы и в своем тылу тоже научились быть самостоятельными, быть суверенными. Вот такая должна быть смена парадигмы, во всяком случае такая цель должна быть поставлена.
А Центробанк сейчас обслуживает (и, наверное, достаточно неплохо обслуживает, судя по тому, что глобальных кризисов удается пока избежать) ту парадигму, которая у нас существует сейчас, которая досталась нам с 90-х и нулевых годов.
«ВН»: – Вы смотрели на канале «Ваши Новости» интервью командира отряда «Родня» Николаева? Его спросили, чего не хватает на фронте. А он сказал, что на фронте не хватает понимания того, что происходит в тылу. Это об этой парадигме?
– Да, у нас на четвертом году спецоперации на самом деле разрыв между фронтом и тылом не сократился. А я бы даже сказал, что увеличился. Потому что тыл уже как-то привык к тому, что где-то идет какая-то спецоперация, что это не та война, которая должна быть целью и смыслом нашего существования. А вот идет какая-то спецоперация. И мы существуем с этой спецоперацией в каких-то параллельных мирах.

Россия. Москва. Певец Филипп Киркоров во время выступления на концерте «Песня года 2023». Фото: Вячеслав Прокофьев/ТАСС
И я думаю, что даже в 2022 и 2023 годах это было не так. Всё-таки вовлеченность тыла, хотя бы даже эмоциональная, была больше, чем это стало в 2024-2025 году. Тыл как-то стал немножко отчужденным от фронта. Вот это, наверное, Евгений заметил. Что есть некоторое отчуждение. Потому что сидя на фронте, боец предполагает, что «если я тут стою и сражаюсь за всю страну, то вся страна должна мне прислать самых хороших роботов, дронов, самого лучшего оружия, как-то болеть за меня, помогать мне, как-то участвовать».
Не нужно, чтобы все пришли на фронт, но все должны как-то участвовать и помогать. А не всегда видно, что это так. И вот это, конечно, бойцов несколько тревожит. Тревожит, что они воюют за страну, а страна как будто бы не совсем с ними. Она как будто бы живет какой-то другой, своей жизнью, параллельной. Но может быть, я и ошибаюсь.
«ВН»: – А как вы думаете, почему так происходит? Это какой-то естественный процесс?
– Общество пытается адаптироваться к травматической ситуации. Война идет долго. Постоянно переживать людям сложно. Постоянно переживают те, у кого родственники на фронте. Они никак не могут жить в параллельном мире, они живут на войне. Потому что каждый день они ждут сообщения о том, что их родные живы, здоровы, не ранены, что у них всё хорошо. Они болеют за них, они не могут испытывать отчуждение.

Россия. Херсонская область. Военнослужащий во время боевой работы артиллерийского подразделения крымской бригады береговой обороны в зоне проведения специальной военной операции. Фото: Алексей Коновалов/ТАСС
А все остальные – вроде как-то адаптировались, вроде как-то приноровились жить, вроде как-то угроз нет особенных для них. Потому что вот эти удары беспилотников, они уже не очень частые. И они воспринимаются уже как некоторое стихийное бедствие. Вот ураган, смерч, град, вот обломки упали.
Скорее всего, не будет никакой мобилизации. Поэтому никто не ждет и не боится мобилизации. И население живет в этом смысле довольно спокойно. И потом, наша армия в принципе решает свои военные задачи. Никто нас до Ростова-на-Дону не погнал. Под дверью фронт не проходит. Наши потихоньку там, где-то на Донбассе, где-то на севере Новороссии сражаются, потихоньку даже продвигаются.
И это значит, что всё как бы хорошо. «Не нужно моего особого внимания и участия». И есть некоторая успокоенность и непонимание того, что на самом деле ситуация не очень хорошая. И эта успокоенность преждевременная. Как-то недостает понимания, что у нас идет война. И это тяжелая война. Мы несем потери, и много жертв у этой войны.
И наши официальные наиболее крупные по аудитории средства массовой информации ведь тоже работают на успокоение населения. Они всегда показывают картинку, что всё хорошо, всё нормально, беспокоиться не о чем, мы потихоньку продвигаемся, потери какие-то минимальные или какие-то незначительные.

Телеграм-канал Германа Садулаева
Вот они создают такую успокоительную картинку. А меня всегда такое самоуспокоение немножко пугает. Мне кажется, что это преждевременное самоуспокоение может выйти боком. Оно препятствует тому, чтобы народ мобилизовался, эмоционально был вовлечен в происходящее. Чтобы он реально переживал, помогал фронту, понимал, что не только от бойцов на фронте зависит победа.
Что каждый из нас должен чем-то участвовать, чем-то помогать. Потому что это не война каких-то профессиональных военных, которые где-то там воюют. Это экзистенциальная война. Это конфликт огромный, это трагедия, это выбор пути и выбор судьбы для всего нашего народа. И не только в этом поколении, но и в следующих поколениях.