Ермолаев и его батько

С очередного собрания кружка «Зализне козацтво» киевлянин Ермолаев вернулся с наспех выстриженным на голове коротеньким оселедцем.

– Батюшки, Ваня, – так и села жена его, Варвара Петровна. – Что это у тебя на голове?..

– Цыть, жiнку! – гаркнул Ермолаев, особенно подчеркивая букву i, – а ну, кажи мени, хто твий батько?

– А то ты не знаешь, – удивилась Варвара Петровна. – Батя мой, Петр Фролович Иванов, и…

– Ни, – рявкнул Ермолаев, ошалело поводя белыми глазами, – батько наш – Бандера! Слава Украине! 

– Да что с тобой, Ванечка, – перекрестилась Варвара, – вы там совсем уже с ума посходили…

– Не с ума посходили, – поправил Ермолаев, – а освидомились. Теперь, мать, будем жить, как завещал великий Бандера, как учит… ээ… Не. Это не то, это из пионерской клятвы. Вот же в башке засело! Столько лет прошло, а помню! Кляти москали…

– Ванечка – участливо спросила Варвара, – может, приляжешь?

– Ни! – закричал Ермолаев, делая попытку подпрыгнуть в фигуре гопака. – Тащи сало! Галушки! Мы в территориальную оборону записались всем кружком, кругом война, а я голодный.

– Хорошо, – кротко сказала Варвара, – только не кричи. 

– И чтобы больше никаких Ивановых в моем доме, – бушевал Ермолаев. – Кляти москали! Понаехали тут на неньку! То есть, я хотел сказать, «в» неньку… Понайихалы… Орки! Убивать!

– Да почему сразу убивать, – опешила Варвара, – кого убивать?.. За что?

– Бандера завещал, – пояснил Ермолаев, залихватски ероша скудный свой оселедец, – Бандера. А он – наш батько. Так что спрашивать не надо, слушаться надо.

– Да ты что! – обомлела Варвара Петровна, – у нас все родственники русские! Да мы и сами…

– Ни! – подпрыгнул в особенно витиеватом гопачьем коленце Ермолаев, – я теперь не русский! Я свидомый! Резать! Бандера завещал! Голодомор! Коммуняки!

– Ванечка, – жалобно сказала Варвара. – Может, тебе на лоб холодненького?..

– Батько! – бушевал Ермолаев. – Сто лет назад голодомор был! Угнетали!

– Да кто тебя угнетал то, – всхлипнула Варвара, – тебя ж самого с Урала отец на Украину привез, когда его сюда служить перевели!

– Тссс, – осекся Ермолаев, – про это не надо. И, кстати, не «на», а «в».

…Всю ночь Ермолаев молился перед портретом Шевченко, осеняя себя тризубным знамением, а наутро собрал в вещмешок борщ и ушел, помахивая оселедцем, на призывной пункт. 

– Батько наш Бандера, – удаляясь, доносилось с улицы. – Героям слава!..

Варвара Петровна стояла у окна, рыдая в платок с принтом «Олимпиада-80». Заливаемый слезами олимпийский мишка мрачно смотрел с выцветшего рисунка, и улыбка его на этот раз не предвещала ничего хорошего…