Кротик и ось времени

Социокультурное или психологическое время движется с ускорением: нравы и поведенческие стереотипы сменяют друг друга все быстрее, кумиры воздвигаются и свергаются все стремительнее, технологическая сингулярность не за горами, да и вообще – человек, каким планета его знала двести тысяч лет, доживает последние деньки. Этому можно радоваться, этого можно бояться, но такова данность – от возможности жить дольше (заменив быстро изнашивающиеся органы на новенькие из полихлорвинила) да знать больше (вживив в мозг искусственную нейросеть) не отказываются. Мы не откажемся. Или нет?

Движение человеческой цивилизации в своем ускорении напоминает камень в свободном падении, нежели так называемую стрелу времени, скорость которой наоборот замедляется в процессе полета из-за сопротивления воздуха. Сможем ли мы, найдя на то причины, замереть в неподвижности, зависнуть за секунду до столкновения, или силой гравитации нас так-таки впечатает в дивный новый мир трансгуманизма и постчеловечества? И что нужно предпринять пожелавшим предотвратить такого рода крушение?

Ценные соображения по поводу этих новых, но фундаментальных вопросов высказывают создатели чешского мультсериала «Кротик», знакомого российскому зрителю по трансляциям в телепередаче «Спокойной ночи, малыши!». Недаром главного персонажа мультсериала, маленького находчивого крота с нередуцированными глазами, придумал Эдуард Петишка – чехословацкий писатель и доктор философии.

С завидной смелостью в детском мультфильме заявляются недетские темы – экзистенциальные, социальные, философские, экологические, словом, цивилизационные. Так, например, в серии «Крот и лягушка» (2002) главный герой почти погибает в автокатастрофе, в больнице ему не находится места и друзья, по чьей вине автомобиль Крота врезался в дерево, самостоятельно выхаживают пострадавшего. Серии «Крот в городе» (1982) и «Крот и бульдозер» (1975) самым дотошнейшим образом иллюстрируют конфликт личности и государства (личности, пожелавшей жить вдали от цивилизации, и государства, что застраивает каждый свободный клочок земли и насаждает городской образ жизни обитателям леса). Серия «Крот во сне» (1984) предлагает сценарий будущего, в котором на планете закончилось топливо и человек вынужден сначала сжечь мебель и технику, чтобы согреться, после, исчерпав продуктовые запасы, заняться охотой и собирательством. К концу серии человек и вовсе достигает эдемового единения с природой и зверями, так что ходит подле Льва, пьет молоко, любезно предоставляемое неприрученной Козой, и наслаждается музыкой, которую для него (но больше, конечно, для себя) играют Крот, Мышка и Заяц. И так далее. Многие серии этого мультсериала заслуживают детального рассмотрения, но мы остановимся на той, что дала импульс к написанию настоящего эссе. «Крот и часы» (1994).

Оговоримся заранее: при желании в это произведение можно вчитать огромное количество символов и аллюзий, на основе которых трактовать его как угодно – известный трюк, проделываемый остроумцами со множеством детских произведений от «Буратино» и «Карлсона» до «Простоквашина» и «Господина Розочки». Мы обойдемся без герменевтики – достаточно голой фабулы, образов, которые явлены прямо, и смыслов, которые наличествуют эксплицитно.

Серия начинается с изображения идиллической жизни трех друзей – Крота, Зайца и Мышки – на лоне природы. Они «ни сеют, ни жнут», колют молоточком орехи, питаются подножным кормом, весело и совершенно по-детски проводят досуг – как на качелях-балансире, качаются на бревне, переброшенном через повалившееся дерево. Спят друзья по норкам, обустроенным сообразно с физиологическими особенностями каждого, обустроенным, нужно понимать, инстинктивно.

Звери счастливы и беззаботны. По утрам их будит Солнце, а Луна укладывает их спать. О ходе времени им незачем знать больше, что тоже делает их похожими на детей. Заметим так же, что, как и у детей, у этих зверей (представителей разных отрядов) нет языкового и культурного барьеров. Не испытывая никаких стеснений, они общались бы на своем младенческо-зверином языке с себе подобными на любом континенте, любом историческом отрезке. Подобно богам, они существа вне времени и пространства.

Однажды в лесу оказывается будильник – просто-напросто вываливается из забуксовавшего грузовика, который везет мебель по проселочной дороге. Звери присматриваются к новой игрушке. Что характерно, Заяц, едва прикоснувшись, застревает лапкой в кольце будильника. Внимательный зритель в этом эпизоде угадает предзнаменование беды, метафору того, что развернется дальше.

Вызволив Зайца из капкана, Мышка в озорстве своем выбрасывает заводной ключ в водоем, где его проглатывает рыба. И снова откажемся от трактования и проигнорируем возможную библейскую аллюзию, предположив, что это – исключительно сюжетостроительное движение, неприкрытая шестеренка драматургического механизма.

С первого же дня появления в лесу часы вносят свои коррективы в жизненный уклад Крота: от вибрации звонка рушится свод его подземного жилища, но вместо того чтобы заняться его восстановлением, Крот сооружает нечто вроде постамента для новообретенного божества. Затанцевавшись под ритмичные удары молоточка о чашу, Крот падает без сил под открытым небом и проваливается в сон, так и не вырыв новую норку.

Следующий день начинается раньше обычного – со звонком будильника. Забыв излюбленные игры и развлечения, друзья принимаются за зарядку. Осознали ли звери свою смертность и потому поспешно занялись здоровьем? Детский мультсериал не отвечает, да и не может ответить прямо на этот вопрос.

Замеченное и осмысленное «свободное время» друзья посвящают диковинным и противоестественным занятиям – садоводству и земледелию, вырубке леса и изготовлению новых спальных мест из полученной древесины. Надо полагать, перед нами уже не дети. Да и может кто-либо, зверь или человек, оставаться ребенком, познав ход времени, заразившись поистине тоталитарной идеей движения вперед – к хорошему ли, плохому – не важно, главное – вперед, главное, чтобы «завтра» отличалось от «вчера». Идиллия и равновесие кажутся теперь им «днем сурка», рутиной и «застоявшимся болотом», которые страшат сильнее разрухи, хаоса и апокалипсиса, страшат их – не способных больше заметить каждодневные перемены в природе, ее вечную драматургию. Линейное измерение времени и слепая вера в прогресс неотделимы друг от друга.

Будни друзей превращаются в погоню за благами посредством тяжкого труда. Да, в их жизни появляются печи, в которых Мышка готовит невиданные и невозможные раньше вкусные блюда, новые красивые цветы украшают (но требуют постоянного ухода) их полянку, появляются зубные щетки и пасты, так необходимые зубам Зайца и Мышки (на самом деле нет – их зубы постоянно растут и стачиваются), но каждый день они заканчивают совершенно истощенные и несчастные на одинаковых универсальных кроватях у ног измотавшего их циферблата. Однако когда заводной механизм останавливается и стрелки часов замирают, освобожденные и снова предоставленные сами себе звери погружаются в еще большее смятение. Авторы произведения подталкивают на размышления о силе инерции времени. Этот камень падал слишком долго, набрал достаточно скорости и мощи, чтобы прорвать любую подушку, подстеленную ретроградами. Мышка забрасывает удочку в водоем и, как Симон Петр, в первой же рыбе находит искомый статир, вылавливает именно ту рыбу, что проглотила заводной ключ.

Пассионарная ячейка в лице Крота, Зайца и Мышки не может довольствоваться единоличным владением новой истиной, им непременно нужно разделить свои открытия и страдания, свой рабский труд с остальными обитателями леса. К идее прогресса добавляется идея просвещения. И нет сомнений, что звери нашли бы последователей в каждом, к кому обратили «благую весть», если бы не отчаянные действия Совы. На протяжении всей серии она предпринимала попытки сломать часы, но сообразив, что адепты линейной темпоральности найдут любые способы их починить, в конце концов ухватила за кольцо и ценой невероятных усилий перенесла в город – вернула человечеству адскую игрушку. Сова – единственный символ, который мы решимся вскрыть. Он амбивалентен и может означать как мрак и смерть, грусть и одиночество, так и мудрость и эрудицию. В контексте этого мультсериала мы имеем дело с последним значением (см. «Крот и лекарство» (1987), где Сова подсказывает, каким растением можно излечить безнадежно больную Мышку). Мы делаем вывод, что Сова является носителем и выразителем авторской позиции.

Морок рассеивается, естественный порядок вещей закономерно восстанавливается: – друзья снова возвращаются к импровизированным качелям, своим норкам и подножному корму, и кажется, что произошедшее пройдет бесследно, но даже детский мультфильм способен на финальный твист.

С проселочной дороги снова доносятся звуки буксующего грузовика. Из его кузова вываливается клетка с двумя гусями, которых люди везли не то на птицефабрику, не то на убой. Гуси просят о помощи у Крота, но как освободить их из клетки? Руками он пытается разогнуть прутья, но безрезультатно. Конечно, – смекает Крот, – от трудовой жизни у него остался инвентарь! Орудуя молотком, Крот спасает птиц. Все счастливо плещутся в водоеме, танцуют и поют песни, но зрителю отчего-то делается не по себе. Неужели никто из зверей не попытается создать часы самостоятельно? Неужели все может повториться снова, появись каким-нибудь образом часы в лесу? Стоп… Чем-чем звери кололи орехи в начале серии?

За рамками произведения находятся причины борьбы мудрой Совы с линейной темпоральностью, прогрессом, наукой и просвещением. Что известно ей, сокрытое от остальных? И что будет, когда Сова умрет, когда, посмотрим шире, у консервативной, ретроградной и мракобесной части общества закончатся силы вставлять спички в шестеренки часов, расправлять натяжные полотна перед падающим камнем, подкладывать подушки?

По законам риторики здесь самое место живописать Постчеловека, который приходит на смену нам, с опциональным количеством конечностей и плавающим (не только гендером) полом, расой, видом; самое место представить, какими могут быть этика и мораль у этого существа, лишенного страха смерти, с одной стороны, и невинности – с другой, но этих изображений предостаточно в художественных произведениях наших современников. Мы воздержимся, насколько это возможно, от пропаганды, агитации и алармизма и, наученные приключениями Крота, Зайца и Мышки, в двух словах наметим траекторию для тех, кто найдет на то причины и пожелает сохранить свое человеческое (хрупкое, архаичное и уязвимое) естество.

Сонаправленное движение двух разумных видов по оси времени невозможно. В лучшем случае одни будут обречены стать тягловыми лошадьми в подчинении более могущественных, в худшем – истреблены, но, вероятнее всего, слабые, не выдержав конкуренции и потеряв идею прогресса, взвоют от жизни без цели и самоуничтожатся. В этом отношении показательным является наше нынешнее единовластное царствование на Земле.

Зависнуть в неподвижности за мгновение до столкновения, как мы понимаем, тоже не получится. Знание о ходе времени не выветрить из коллективной головы. Желающие найдутся, и пусть они попытаются.

Но есть и третий путь, самый странный и противоестественный: сделать свое будущее, которому мы успели или скоро успеем заглянуть в глаза, прошлым – развернуться по оси времени на сто восемьдесят градусов, а если продолжить метафору падающего камня – подстелить батут, и неспешно, с замедлением, пуститься в путешествие от заката цивилизации к ее заре, от обломков камня к тому, кто бросил его вниз.