Новый сильный пол, Или постмужчина

Под занавес минувшего года звезда нашумевших «Голодных игр» Дженнифер Лоуренс сделала крайне любопытное признание: «Я работала со многими мужчинами. Я помню, как мне пришлось работать с Брайаном Сингером. Это был один из самых эмоциональных режиссtров. Да и многие режиссёры-мужчины закатывают истерики на съемочной площадке. С женщинами такого не бывает. Когда я работаю с женщинами, то получаю удовольствие. У нас всегда грамотно выстроен рабочий график. У нас нет конфликтов. Если у кого-то есть личные дела и ему нужно раньше уйти с работы, то это никогда не становится проблемой. Мы всегда всt обсуждаем вместе. С мужчинами такого не бывает. Мужчины-режиссёры всегда привносят в процесс съёмок токсичность. И когда я работаю с женщинами, то отдыхаю от их истеричности. Могу смело заявить, что женщины-режиссёры самые спокойные и самые лучшие. Они всегда взвешенно принимают решения. Мужчины этого не умеют», – заявила актриса во время ежегодного круглого стола от The Hollywood Reporter, по сути, вынеся приговор сильной половине человечества.

На первый взгляд, в ее словах нет ничего нового. В адрес мужчин произносились вещи и похуже, это – с одной стороны, с другой же – о притязания женщин (по крайней мере, в западном мире) на то, чтобы занять лидирующее положение, значительно потеснив мужчин (амбиции на равенство отброшены уже давно) – известно не первый день (и более того, этот тренд находит свое устойчивое воплощение, достаточно посмотреть на сферу политики: чтобы женщина занимала президентский или премьерский (в парламентских республиках) – уже не редкость, а норма). Однако же обвинять г-жу Лоуренс в тавтологии было бы несколько преждевременно. Ибо сам культурно-социальный (и политический, не будем забывать, тоже) контекст за последнее время существенно изменился. В частности, война против мужчин (и да, иначе, чем войной это назвать сложно, причем на первых порах, когда это касалось равенства в правах, допустим, эта война была совершенно оправданной и справедливой) перешла в принципиально новую фазу: из социальной, культурной и политической плоскостей перекочевав в плоскость биологическую. Мужчина стал врагом не только как чистый гендер, но и как пол: «Многое из того, что я делал раньше, я бы не стал делать – в плане карьеры и просто риска, на который идешь, будучи диким, отравленным тестостероном молодым человеком. Я всегда думал о тестостероне как о токсине, который нужно выводить из организма», – цитирует HollywoodReporter режиссера первых двух «Терминаторов», «Чужих», «Титаника» и двух – на сегодняшний день вышедших – частей «Аватара» Джеймса Кэмерона.

А что такое тестостерон? Можно сказать, что тестостерон – это главный мужской гормон, андроген, чей функционал крайне разнообразен. И в этом смысле определенная правота в словах Кэмерона имеется: да, связь между уровнем тестостерона и агрессией и стремлением доминировать наличествует, это научный факт. Но правомерно ли только из-за этого маркировать сей андроген как токсин? Не стоит все же забывать, что на протяжении многих веков функционал мужчины был несколько иной, чем сейчас – когда главная задача мужчины (в оставшихся еще патриархально-традиционных культурах, впрочем, все же уже с приставкой «нео», так как условия и структура жизни кардинальным образом изменились в сравнении, скажем, с поздней Античностью или с тем же Средневековьем) стала заключаться – еще некоторое время назад – в том, чтобы содержать/обеспечивать всем необходимым для жизни свою семью. Тогда же мужчина выступал как добытчик (и нередко эта деятельность была связана с повседневной угрозой жизни, когда, допустим, на охоту ходили даже не с ружьями, а с копьями и ножами) и защитник-воин (полистайте учебник по мировой истории: человечество постоянно находилось в состоянии войны; и XXI век в этом смысле не исключение). И в этом плане тестостерон обеспечивал мужчине возможность успешно решать эти задачи. То есть, собственно, быть мужчиной (и не только в плане биологическом, но и социально-культурном, ибо та же роль защитника-воина не могла не продуцироваться и на иные жизненные плоскости, в единстве которых – ролей/образов – и формировался образ мужчины).

С течением времени необходимость в защите и риске жизнью ради выживания отпали – общество стало более мирным, повседневные угрозы во многом потеряли свою актуальность (но не исчезли полностью), жизнь стала более комфортной и безопасной. И вроде бы логично, что нужда в тестостероне пошла на спад. Но тут надо иметь в виду, что тестостерон отвечает не только за агрессию и стремление к доминированию. Сей андроген – если брать уже порядком потерявшую в своей силе, но все еще остающуюся сильной искомую половину человечества (в женском организме он тоже присутствует, но не в таких количествах) – влияет на мотивацию, конкурентоспособность, концентрацию, настроение. Более того: он отвечает за развитие костной и мышечной ткани. И самое главное: тестостерон напрямую отвечает за производство сперматозоидов, эрекцию (то есть ее наличие или отсутствие) и уровень сексуального желания; недостаток тестостерона может привести не только к дисфункции эрекции, но и потере фертильности с полной потерей сексуального желания. То есть бой тестостерону, постановка его вне закона, о которых и говорит Кэмерон, тождественны ликвидации мужского пола как такового, а говоря точнее, его биологической, а следовательно, и гендерной трансформации (даже в довольно консервативной России 25% женатых мужчин, согласно опросу Superjob, не имеют ничего против того, чтобы сменить свою работу на работу «домохозяина», при условии если их супруга будет зарабатывать достаточно для содержания семьи).

Следует ли это понимать так, что мужчина исчезнет в принципе? Нет, не следует. Мужчина останется, но это будет уже далеко не тот мужчина, который был и – пока еще и преимущественно – остается сейчас. Это будет вялое, малоинициативное, неконкурентоспособное, сексуально пассивное, вечно подавленное, излишне тучное либо наоборот худое с намеком на дистрофию и набором различных заболеваний (прежде всего сердечно-сосудистой и гормональной систем) существо, внешне (по наличию тех же половых органов) напоминающее мужчину. Постмужчина. Который и станет следующим витком социально-биологической эволюции мужчины (при этом, вероятно, незначительная доля мужчин в их современном понимании все же будет сохранена для военных и охранных нужд: ведь расслоение общества и, следовательно, мир элитариев никто не отменял; сами же элитарии, думается, будут эволюционировать в другом ключе, наоборот, совершенствуя свою природу путем генной инженерии и внедрения в организм различных нанотехноллогий, «улучшающих» человеческую природу).

И вот тут переходим к главному: а не слишком ли пессимистически-алармические выводы на основе двух высказываний представителей (пусть и весьма авторитетных) киноиндустрии? Тут надо иметь в виду три фактора. Первый: кино на данный момент времени является самым распространенным и популярным видом массового искусства. Кино смотрят практически все – от мала до велика. Поэтому кино даже сложно назвать психологическим оружием массового поражения; кино давно переросло функционал и задачи пропаганды. Оно стало одним из главных инструментов формирования новой реальности (новой нормальности, если угодно). В частности стоит обратить внимание на тот простой факт, что уже редкий фильм или сериал не включает в себя сцены/истории гомосексуальных отношений, которые прицельно бьют по образу мужчины (причем неважно, какие это однополые отношения: мужские или женские) и являются прологом к внедрению в массовое сознание картины полигендерного и многополового социального устройства. Даже в сугубо развлекательных, фантастических шоу («Игра престолов», «Тень и кость», «Американские боги», «Песочный человек» и проч.) не обходится без вкрапления данных message’s. Неназойливо, а как бы между делом демонстрируя, что без этого уже никуда, что это – норма. И тут не надо быть психологом, чтобы понять, что львиная доля кинозрителей (особенно это касается представителей молодежи и среднего возраста) через некоторое время и в самом деле начинает воспринимать гомоэротические отношения как факт реальности. А что говорить о подрастающем поколении, которому даже не надо менять своего отношения к данному феномену? Оно сразу и будет воспринимать однополую любовь как норму. Которая, в свою очередь, является первым этапом по трансформации мужчины (и, кстати, соответственно, мира) в постмужчину.

Дело в том, что четкое разделение на мужчин и женщин, с одной стороны, соответствовало биологической природе человека, а с другой – являлось одной из основополагающих социоструктур мироустройства. Никто не спорит: в этой структуре мужчина имел доминирующее положение (что обосновывалось исторической практикой – мужчина был добытчиком и защитником, именно от его силы и способностей зависело выживание племени, а затем семьи). При этом, конечно, сложно не согласиться с тем, что он серьезно заигрался на своем месте, почувствовав себя «венцом творения». В последние лет сто пятьдесят его претензии на верховенство, основанные на старых, традиционных (в негативном смысле, иначе – мракобесных) установках и преимуществе в физической силе, стали несколько неуместны, даже архаичны в том смысле, что уже не были адекватны духу времени. И этим он, конечно, сам дал весомый повод для демонтажа прежней системы мироустройства.

Но повод – не залог действия. Судя по той планомерной и масштабной работе, что была проделана и продолжает делаться, можно с уверенностью говорить о том, что без чьей-то сильной воли дело не обошлось. То есть сознательно или не очень, но кем-то был выбран сценарий, подразумевающий не условно «позитивную трансформацию» (приведение к адекватности; гармонизацию), но полный демонтаж системы, первым этапом которого и стало размывание основополагающего принципа деления на мужчин и женщин. Мужчина не только перестал противопоставляться женщине, но и стал теряться в обилии гендеров и полов, сменить который стало не сложнее, чем купить хороший автомобиль или дом. В бесполом обществе, которое является обратной стороной полигендерного и многополового социума, доминирующий пол теряет свое значение. И более того: подвергается негации и остракизму. И кино с этой задачей справилось (и продолжает справляться) очень хорошо. Поэтому теmessage’s, что транслируют представители киноиндустрии, – это не просто работа на публику, это создание нужного фона и, по сути, прямые указания на то, как будет развиваться история в данном отношении (не зря же символом/Рубиконом нового времени, свидетельствующем о первой победе феминизма, и стал показательный суд над кинопродюсером Харви Вайнштейном, который был признан виновным в сексуальных домогательствах исключительно на базе показаний потерпевших без дополнительных доказательств, подтверждающих их правоту).

Теперь настал второй этап: ликвидация мужчины как такового. О чем красноречиво свидетельствует маркировка тестостерона – главного мужского гомона, делающего его, собственно, мужчиной –  как токсина (и, кстати говоря, это уже не пустые слова: так, израильские ученые, проанализировав данные о мужском бесплодии, пришли к выводу, что за последние 50 лет – в промежутке между 1973 и 2018 гг. – мужская фертильность снизилась в два раза). И вот в именно этом ключе и стоит рассматривать выпад Дженнифер Лоуренс о токсичности мужчин (уже не как гендерной роли, но биологической особи). Можно сказать, что общество начинают готовить к Великой трансформации: к замене сильного пола – с мужского на женский и, соответственно, слабого – с женского на мужской (постмужчина).Причем не только внедрив нужные идеологические message’s и соответствующим образом изменив социально-культурный контекст, но и подойдя к чисто, скажем так, техническому решению, реализация которого позволит сделать этот переход (что является еще одним подтверждением, что демонтаж прежней, патриархальной системы социального мироустройства является кем-то – мировой закулисой, великими планировщиками? – продуманным и планомерно реализуемым сценарием развития истории).

Задача искусственного оплодотворения была уже полностью решена в прошлом веке, однако оставалась одна серьезная проблема: чтобы стать «новым сильным полом», женщине нужно избавиться от слабости. А когда женщина наиболее уязвима? Во время беременности. Именно беременность является тем фактором, который мешает женщине развиваться по пути мужчины. По сути, беременность можно назвать той преградой, которая не дает ей в современных условиях окончательно и бесповоротно вытеснить мужчину с его лидирующей позиции. Однако уже во вполне обозримом будущем эта препона, по всей видимости, будет устранена: в конце прошлого года визионер Хашем Аль-Гайли представил революционную концепцию по созданию «фермы» с искусственными матками, «вынашивающими детей». По его расчетам, одна такая «ферма» каждые девять месяцев может выдавать по 30 тысяч младенцев. Причем такой подход открывает широкие возможности для «улучшения» (и одновременно корректировки) человеческого материала на стадии эмбриона путем генной инженерии (конечная стадия была описана Олдосом Хаксли в романе «О дивный новый мир»). А весь процесс созревания плода будет сведен к компьютерной игре: «Данные о вашем маленьком тамагочи в режиме реального времени будут отображаться через приложение для телефона, вместе с камерой плода HD в реальном времени и возможностью прокручивать замедленные видеоролики о развитии вашего ребенка от эмбриона до девяти месяцев», – пишет NewAtlas.

И не стоит думать, что это – фантастика чистой воды. Так, уже в 2017 году ученые создали BioBag – искусственную матку, в которой сумели вырастить 8 ягнят в возрасте 105–120 дней, что эквивалентно возрасту человеческого плода на 22–24 месяцах беременности. А в 2021 году израильские ученые сумели вырастить эмбрионы мышей в искусственных матках на сроке 11 дней, что соответствует уже 6 месяцам женской беременности. Поэтому не за горами и то время, когда науке удастся сначала вырастить в искусственных матках полноценных животных, а затем дело незаметно дойдет и до людей. Что сделает женщину абсолютно конкурентоспособной – в современных реалиях, где физическая сила не играет особой роли, – мужчине. Сделает ее тем, кто займет место мужчины. «Новым сильным полом».

Разумеется, еще до конца не решен вопрос с генетическим материалом – спермой. В этом плане остается определенная зависимость от мужчин. Но, во-первых, уже сейчас существуют работающие технологии криоконсервирования спермы, а во-вторых, возможно, небольшая часть мужчин (в довесок к военным, полицейским и охранникам) будет сохранена в своем исходном виде – именно в качестве доноров. И наконец, в-третьих, кто сказал, что наука не придет к полному искусственному размножению, генерируя искусственный материал (в данном случае сперму)? Да, последнее кажется чем-то невообразимым, но если вспомнить тот скачок, который наука совершила, скажем, за последние полсотни лет (простейший пример: еще в конце прошлого века наиболее распространенным средством связи был стационарный телефон, а теперь сложно представить жизнь без смартфона, совмещающего в себе портативный компьютер и прочие функции), то в этом предположении ничего невероятного уже нет. Как говорится, лишь вопрос времени.

Некоторые ученые и визионеры от науки прогнозируют, что искусственные матки, выращивающие людей, станут реальностью уже к середине XXI века. А это, в свою очередь, указывает на то (если все пойдет по данному сценарию, разумеется), что Великая трансформация полностью будет завершена к концу текущего столетия. Так что у мужчин остается не так уж много времени для того, чтобы понять, что если они не хотят превратиться в свои карикатуры и жалкие подобия, пора действовать. Не кичиться прошлыми заслугами и своей физической силой, а вписаться в контекст, найти в нем (если угодно, выбить/завоевать) свое место, адекватное своей природе (чтобы не превратиться в постмужчину) и аутентичное духу времени. Это – единственный шанс для выживания. Ибо научно-технический прогресс не остановить. Но еще можно побороться с великими планировщиками, переформатировав их сценарий. Но для этого нужен собственный. Есть ли он?