Макс Корж выпустил клип «Аттестат»: это смачная пощечина поколению вечно занятых взрослых

Самый популярный рэпер Белоруссии и один из топ-5 рэперов СНГ Макс КОРЖ неосознанно выпустил потрясающий клип «Аттестат». Потрясающий, по крайней мере, по силе воздействия и педагогическому эффекту.

Вообще, он обычно работает в подростковой эстетике и, скажем так, на понятном молодежи языке – уличном, намеренно примитивном и понятном без экивоков.

При этом до сих пор выглядит чуть ли не единственным незашкваренным в среде русскоязычного хип-хопа музыкантом: не лебезил и не лицемерил, не был пойман на двойной морали, не давал саморазоблачающих интервью и не злоупотреблял хайпожорством. Довольно открытый, никогда не рисуется и не строит из себя черного «геньста». Вроде ничего особенного, пацанская лирика. Но собирает стадионы, круто качает толпу и почти не спекулирует на девичьих слезках – по крайней мере, в таких объемах, как Баста.
Короче, Корж – всегда свежий и при респектах.

Так вот клип «Аттестат» выдался мощнейшим манифестом, что бы там автор в него не закладывал. Это видео поистине гипнотическое.

Живая и кипящая толпа бритоголовых подростков (и не очень). Детдомовский рой, который мог бы снять Валерий Приёмыхов. Вроде бы отталкивающие и страшные рожи – просто-напросто обритые вчерашние дети, судя по тексту и незамысловатому сюжету, совершившие большую ошибку, исправить которую, возможно, уже не получится.

Никогда не был фанатом псевдобрутальной арестантской романтики – жалестных и в общем-то бабских песен про маму, изменившую бабу и проч., – но тут совсем другое.

Двухминутное варево несформированных человеческих душ. Тотально брошенных.

Кишащая, беснующаяся толпа – лава неконтролируемой энергии, сгусток отрицательного обаяния – это не быдляк и дворовая шелупонь, как кажется поначалу. Это распираемые гормонами подростки (необязательно по возрасту), бьющиеся в конвульсивном экстазе от собственной бесполезности. Лишенные заботы и воспитания дети, навсегда испортившие и перечеркнувшие себе жизнь.

Без зубов, с прыщами, татуировками, в очках, с бородой и без, метисы и белые, как сметана, они заперты в спортзале, словно в огромном прозрачном шкафу кунсткамеры, и бьются друг об друга, не понимая, куда можно расплескать бесконечную энергию: забивают в кольцо сверху, тыкают в камеру средними пальцами, прыгают на месте и врезаются в слэме, не зная, куда приткнуться.

Королевский shuffle, kick, snare, драм-машина вместе с гибсоновской гитарой Les Paul, но дело-то не в них. А в сиренах, разрывающих ритм трека. Это и есть сигнал обществу.

Напускная бравада в виде наглого взгляда Коржа в камеру – вовсе не культивация жуткого зрелища, а немой (перед ним даже нет микрофона) и риторический вопрос старшим из припева:

«Кто вино-вино-виноват?

Кто вино-вино-виноват?

Кто вино-вино-виноват?»

Каждый мог оказаться на их месте.

Каждый, кого бросили родители.

Каждый, за кем не досмотрели.

Каждый, на кого забило болт государство.

Каждый, кто не учился в хорошей школе, поэтому не понимал, что ему надо делать после выпускного.

Не понимая, как втыкаться в эту жизнь, на какую сторону молиться и как за мгновение можно перечеркнуть всю оставшуюся жизнь, подранки отправляются по этапу.
Чтобы вернуться потом за бессмысленным аттестатом.

Безволосая, наивная и агрессивная толпа детей, пассионарная человеческая лава – своеобразное продолжение культовой сцены с перрона «Родни», только там дети отправлялись в армию, а сейчас – в никуда.

Точнее, туда, откуда обратного пути уже нет.

Чтобы потом вернуться за аттестатом совсем другими, навсегда измененными недочеловеками. Магнетическое, завораживающее движение молодых и неприкаянных тел, обезличенной массы, нацеленной на реванш. Перемолотые человеческие души и совсем не пустые глаза – звонкая пощечина взрослому поколению.

Потому что спортзал, конечно, условный. Они могут скакать на майдане в Киеве, могут в Минске, могут по головам обугленных людей в Одессе, могут в Грузии возле отеля с Познером. Или в Луганске, убегая от снарядов или, наборот, навстречу вражеским танкам под Дебальцево.
Сценариев много.
А вот никчемность – одна на всех.

«Мама говорила: учись», – иронично читает Корж.

Но кто слушал маму в таком возрасте?

Только лох.
«Зачем вы вернулись?» – спрашивает обескураженная уборщица.

И правда: зачем?
Этот вопрос, как и рефрен из куплета, конечно, обращен к родителям, которые когда-то были и когда-то мечтали о лучшей доле для сыновей.

И к системе тоже.